Письма Г.В.Адамовича к З.Н. Гиппиус. 1925-1931

Ваше письмо (с Ант<оном> Крайним я не совсем согласен[397], но passons[398]) меня удивило и отчасти даже огорчило. Это относится к Вашей беседе с Д<митрием> Сергеевичем[399]. Я готов поставить сто восклиц<ательных> знаков! Неужели Вы правда думаете, что я «ничего об Атлантиде не думаю»?[400] Об Осоргине — да, о Берберовой — да[401], а об этом так-таки ничего, и оттого промолчал в рецензии? Позвольте Вам ответить конфиденциально — я думаю, когда читаю (вообще когда читаю Д<митрия> С<ергеевича> — не только это, а все), очень много, но, правда, смутно. Ко многому, очевидно, я тут не приспособлен, — вроде глухонем. Т. е. не вполне знаю, «о чем», cela m’echappe[402], и разумом я не могу дополнить то, что не слышу «нутром». Но меня многое поражает какими-то отблесками, которых ни у кого другого нет, и еще непоправимым одиночеством, которое, к удивлению моему, сам Д<митрий> С<ергеевич> упорно отрицает. Но это все дело мое, личное. Я бы очень хотел когда-нибудь написать статью о «Мережковском»[403], но с полной свободой суждения, с откровенностью «рго» и «contra», и это мне сейчас было бы трудно, Вы поймете почему, хотя основной нотой у меня было бы абсолютное (и с «преклонением») признание царственности над Львовыми— Рогачевскими — это писал Блок[404] (и над собой, конечно), но с сомнением — все-таки не произошло ли какой-то ошибки в «отправной точке», да и была ли эта «точка», вообще откуда и куда, соответствует ли все построение какой-либо реальности или это вымысел? Ну, это неясно, но тоже passons.

Однако — какое все это имеет отношение к «Посл<едним> Нов<остям>» и моему там радотажу? Я не пишу там об «Атлантиде» только потому, что там нельзя об этом писать — т. е. можно, но не то, что я хочу. У меня ведь был длительный разговор с Милюковым о «Наполеоне» — и выяснилось, что «лучше не надо»[405].

Позвольте еще откровенность, довольно низменную. Мне Посл<едние> Нов<ости>» нужны, гораздо больше, чем я им. Вы знаете я не страдаю самоуничижением и нисколько не думаю, что Даманская или Осоргин лучше меня, или даже такие же самые. По-моему, они еще гораздо «ничтожнее», и невольно, когда я своих конфреров[406] читаю (представьте себе, даже Ходасевича крипты), я думаю: «Все-таки у меня выходит лучше». Но все это бесполезно «П<оследним> Новостям». Если сегодня я от них уйду, они не заметят, не «дрогнут» и примутся печатать Мочульского. Я от них уходить не хочу и не могу. Но при некоторой «горделивости» характера я не могу и не хочу иметь с ними столкновений, п<отому> что напролом через Павла Николаевича <Милюкова> не пойдешь и все дело кончится для меня посрамлением, и тогда я должен буду уйти. Следовательно, je fais bonne mine au mauvais jeu[407] и делаю вид, что я вполне свободен и ничего больше не хочу. Вот отчего и молчание и об «Атлантиде» и другом, о чем часто мне писать б<ы> хотелось. Молчание все равно неизбежно — т<ак> к<ак> напиши я, Милюков перечеркнет. Но тогда начнутся объяснения, и впереди разрыв. А так результат Тот же, но я всем улыбаюсь и доволен[408]. У Чехова есть рассказ о гувернантке, за которой ученик принялся ухаживать, и она испугалась, что должна будет бросить место. Эго что-то в таком же роде.

Вот как вышло длинно, скучно и неблаговидно. Но как говорит шурин Спаржи — это «правда жизни». Voila. На другое меня сейчас больше не хватит. Я сейчас читаю Шестова «Странствование по душам»[409]. Вы всегда говорите: «У него отличный язык». По-моему, язык языком, кст<ат>и, вовсе и не такой отличный, но чтение это первоклассное и настолько «интересное», что не могу оторваться. Целую Вашу руку. Надеюсь на письмо еще здесь, в Bollene.

Ваш Г. Адамович

Grand Hotel

La Bollene — Vasubia (AM).

55

<Штемпель: 23.9.30

Дорогая Зинаида Николаевна

Я недоумеваю, получил ли я сегодня целиком Ваше письмо или это только «хвостик» от потерянного целого? Уж очень коротко[410].

Сегодня написал в Грасс. Как только получу ответ, сообщу Вам. М<ожет> <быть>, Владимир Ананьевич позвонит мне — скажем, в четверг. Это ускорит и упростит дело.

Ваш Г.Адамович

56

Дорогая Зинаида Николаевна

Благодарю Вас за приглашение на сегодня. Я никак не могу и просил Мочульского Вам это сказать. У меня всякие дела, семейные и другие, я занят до среды[411]. Сейчас я говорил с Буниным по телефону — условились у них в среду утром. Можно ли к Вам потом в Альбу, и дальше как всегда?[412]

Читал сегодня Ваши письма к Перцову с некоторой неловкостью, будто залез в чужой письменный стол[413]. По-моему, там можно их печатать, но здесь не следовало бы перепечатывать. A part cela[414], как Вы похожи на себя — до удивительности![415]

Целую Ваши руки.

Ваш Г. Адамович

Nice, 26 сентября 1930

Потребуйте с «Посл<едних> Н<овостей>» гонорар за письма.

57

Дорогая Зинаида Николаевна

Я видел Варшавского[416] вчера вечером. Он согласен читать в «З<еленой> Л<ампе>» доклад — на будущей неделе[417]. Зал можно взять.