Читаем Письма. Часть 2 полностью

Ася приезжает 2-го на несколько дней, с тем, чтобы обратно вернуться в Сорренто, и оттуда уже — в Москву, виза есть, получила телеграмму.

Пишу благодарность Парэну. — Как жаль, что Вы Асю не увидите. И как жаль, что она Bac — не. Чуть было сама не попала в Сорренто, — Горький предлагал Асе — но тогда бы Ася не увидела ни С<ережи>, ни Али, ни Мура, к<оторо>го не видела никогда. А в Сорренто мирты, Горький в Асином письме прислал листочек, упавший прямо в миртовое деревце Федры, — ЧЕСТНОЕ СЛОВО! в открытую тетрадь.[581] Редкий случай, когда лист падает нб дерево. Целую Вас, сердечный привет А<лександру> Я<ковлевичу>. По приезде Аси напишу еще.

М.

<Приписка на полях:>

Книга, кажется, выходит хорошая.[582] Вам многое понравится.

15-го сент<ября> 1927 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея, так коротко писала и пишу Вам оттого, что болен Мур. Краснуха, первые дни был сильный жар, сейчас меньше, но держится, кроме того, сильный кашель и частая рвота. Лечит русская докторша, очень хорошая, немецкой школы. Поездка, кажется, провалилась. Позже 20-го ехать бессмысленно, а к 20-му Мур вряд ли встанет.

Ася у меня уже две недели, на днях едет. Много рассказывает о России, морально хуже, чем было в <19>22 г. Сама не изменилась, — впрочем Вы ее не видели и такие отзывы мало говорят.

Горюю о новых местах — уклонившихся. Вера С<ув>чинская зовет изо всех сил, уехала 4-го. Там (St. Palais) сейчас Прокофьев,[583] тоже зовет. Конверт, предусмотрительно заклеенный, вскрыт, деньги тихо и верно текут. Текут и окна — сверху вниз, в комнатах холодней, чем на улице, а на улице ноябрь. Деревья серые.

Дружески завидую Вам от всей души. Немножко обойдусь — расскажу Вам забавную и ПОСРАМИТЕЛЬНУЮ вещь о Св<ятополк-> М<ир>ском. Достоверную. Позорную.

Кончаю письмо благодарной просьбой об иждивении — если можно. Сколачиваем на терм (1-го).

Пишите, — когда вспомянусь!

МЦ.

<Приписки на полях:>

Сердечный привет А<лександру> Я<ковлевичу> — и Ирине,[584] если меня помнит. Але 5/18-го — 14 лет. Скоро я буду бабушкой!!! Cassis[585] — это который пьют?

10-го Окт<ября> 1927 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

Дорогая Саломея, Мур и Аля уже отболели, я, приблизительно, тоже, но дезинфекции еще не было, п. ч. раньше 6-ти недель бессмысленно, а срок им будет в конце месяца. Если не боитесь зараз, приезжайте, — у меня все бывают, и пока (тьфу, тьфу) ни с кем ничего. Не знаю степени Вашей подверженности таким явлениям. Давайте так: если у Вас, лично, была — приезжайте. Дома переоденетесь и вымоете руки (NB! одно платье будет прокаженным). Если нет — не являйтесь ни за что, придется обриться (брилась уже 4 раза, хочу еще два: новая страсть) или облезть.

Письмо Ваше пришло в день моего рождения, вчера 26-го ок<ября>/ 9-го окт<ября> приятное совпадение.

Саломея! У меня есть 6 книг одного совр<еменного> франц<узского> поэта — и КАКИЕ! С картинками![586]

Словом, очень хочу Вас видеть и надеюсь одинаково на Ваше безумие и благоразумие. Но, если соберетесь, предупредите, — я уже выхожу (разношу).

Спасибо за иждивение и обещание досылки.

<Приписки на полях:>

ВЫДУМАЙТЕ МНЕ ГОЛОВНОЙ УБОР, ХОЖУ В ДЕТСКОЙ ФЕСКЕ.

Целую Вас (le baiser du lйpreux[587]) и жду письма.

МЦ.

Есть 1905 год Пастернака — ЧУДНЫЙ![588]

28-го Октября 1927 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

Дорогая Саломея,

Ни йоты, ни тени, и дезинфекция и чистка, все в порядке, жажду Вас видеть, спасибо за иждивение, целую, жду письма.

МЦ.

27-го дек<абря> 1927 г., вторник,

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея,

Заминка: чек ошибочно помечен <19>25 г. Прилагаю с просьбой оставить у прислуги другой, на два года старше (<19>27 г.) За ним завтра (в среду) зайдут. Предупредите прислугу, что зайдет господин, к<отор>ый спросит «une lettre pour M. Efron[589]». У меня огорчение: у Али и Мура не то ангина, не то грипп, во всяком случае жар и кашель (у Али и горло). Оба в постели. Никуда не выхожу. Чек, как тот, что возвращаю, пожалуйста, на имя С<ергея> Я<ковлевича>.

До свидания. Очень рада буду повидаться, через неделю, надеюсь, дети обойдутся, тогда спишемся, захвачу Федру, которая Вам понравится больше Поэмы Воздуха.

Да! Если все-таки что-нибудь найдется Ирининого для Али, приму с радостью, что бы ни было. Все нужно.

Целую Вас и поздравляю с <19>28-ым.

МЦ.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

9-го января 1928 г.

Дорогая Саломея,

Всячески сочувствую: то же и хуже, — кроме харка, сморка и хорка (у меня) еще короста, честное слово! т. е. вся голова в нарывах, выстрижена в 10-ти местах, несколько дней ходила перебинтованная как солдат, в самочувствии Иова[590] — и резали, и мазали, — все новые и новые, теперь лечусь дрожжами и кажется вылечиваюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука