Письма. Часть 2

«Птичка все же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем:
Я взяла тебя из грязи, —
В грязь родную возвращаю».[188]

Крестины думаем устроить 23 русск<ого> апреля (6-го мая) в Егорьев день и день Георгиевских кавалеров. Он уже будет «большой» (3 мес<яца>).

________

А знаете ли Вы, что он родился в глубоком обмороке? Минут двадцать откачивали. (В транскрипции Лелика, наслушавшегося чего не следует: «Родился в лассо!») Если бы не воскресенье, не С<ережа> дома, не Альтшулер — погиб бы. А м. б. и я. Молодой А<льтшул>лер по-настоящему нас спас. Без него — никого понимающего, только знакомые (мы, Я).

Приятно обмануть пророчества В. Зайцевой и Ремизовых («Коли сына — так дочь!»). И Вы совершенно правы насчет хотения:

этого мальчика я себе выхотела, заказала. И Вы первая подтвердили меня в моем праве на его существование, — не по-женски, — так хорошо по-мужски! — И напророчили мне моего сына, похожего на меня. Тогда в Иловищах. Отлично помню.

________

Четвертый день как встала. На ногах еще слаба. Понемножку вхожу в жизнь, т. е. в чистку картошки, в выгребание печек и пр. Тяжестей не таскаю, веду себя благоразумно. «Завидую» в окно, на горы, — дивная рыжизна дубов в синеве. Но так как «на воздухе сидеть» не умею — просто не выхожу — от соблазна.

________

Много любопытного о А. И. А<ндрее>вой. Вас она скрыто не выносит (как Вы ее — явно). Своевольна, тяжела, сумасбродна, внезапна, совершенно непонятна. К мужчинам равнодушна, к нарядам (к своей красоте) равнодушна, к книгам равнодушна, покойным писателем и мужем не одержима. Дети? Сплошная команда, пуще меня. Любит, по-моему, только Савву.[189] Беседовать не умеет. Никогда не банальна. Первые 9 дней (классически!) присутствовала непрестанно, — помогала, командовала, досаждала, заполняла собою (буйством и любовью) весь день и весь дом. На 10-ый день пропала, — как в воду канула. Аля, ночевавшая у них до вчерашнего дня, говорит — черное платье шьет с пестрой отделкой.

Цыганка, утверждаю. Неучтима и неподсудна.

________

Поблагодарите милую Адю за письмо. Будет время — напишу. Спасибо за оказию в Москву, письмо для Б<ориса> <Пастернака> пришлю на днях, вслед этому. Как хотелось бы — и «Мулодца»! Уже печатается. Когда буду посылать Вам, пришлю и для Б<ориса> П<астернака>, — м. б. найдется еще оказия, — пусть через месяц, лишь бы дошло. В Праге у меня никого нет, кого просить, — Св<ятая> Елена,[190] которую минуют все корабли.

________

Два раза была у меня г<оспо>жа Тешкова,[191] председательница Едноты. Лет под пятьдесят, седая, полная, голубоокая, — вроде Екатерины II. Очарована мальчиком: «Если бы Вы жили в Праге, у Вас бы на 1/2 дня была няня». Гадает о мирах, откуда он пришел. По теории Штейнера дух — все 9 месяцев, пока ребенок во чреве матери — кует себе тело. Выявленность (индивидуальная, а не расовая!) черт — свидетельство о степени развитости духа. — Хорошая теория, мне нравится.

Предложила мне вчера няньку из «Армады спасы»,[192] — ее собственное предложение, м. б. таковых и нет. Нянька вроде солдата, лучше бы просто денщик! Воображаю ее негодование на мое курение и, вообще, всю меня!

Думаю, что единственно надежная няня — я. Сегодня (продолжаю 15-го) напр<имер> спала 21/2 часа, — Георгий, очевидно, из любезности к гостям, днем спит, ночью вопит. («Потерял ночь».) Читала Диккенса, полоскала пеленки, курила, ходила. У С<ережи> завтра экз<амен> у местного светилы — филолога-слависта Нидерле, на этой же неделе Кондаков и еще кто-то. Сам мальчика купает и очень им очарован, но за n’avance pas ses affaires.[193] Как все склубилось!

Париж! — Как далеко! — Другая жизнь. (Нашу Вы знаете.) И сейчас не мыслю себя в ней. А прелестная была та весна на Смихове! Наша гора, прогулки под луной. Пасха (помните мою злость?!). Эту гору и весну я чувствую, как свою последнюю молодость, последнюю себя: «Denn dort bin ich gelogen, wo ich gebogen bin!».[194] И — точно десять лет назад. Невозвратно.

________

Ax, деньги! Были бы, приехали бы, — я не для того, чтобы ухаживать, — обойдусь — для того, чтобы напомнить мне о том, кто я, просто посмеяться вместе! Начинаю убеждаться, что подходящая женщина такая же, если не бульшая, редкость, чем подходящий мужчина. — Сколько их вокруг меня — и никого!

Мечтаю о Карловом Тыне,[195] но и он недоступен: кормлю через 2 часа (мало молока и дольше мальчик не выдерживает) — не обернешься.

________

Но, в общем, очевидно, я счастлива. Все это дело дней. И всегда передо мной Соломонов перстень: «И это пройдет».[196]

Целую нежно Вас и Адю. Сердечный привет Оле и Наташе. Пишите, но не приезжайте в Прагу ни из-за Самойловны, ни из-за меня.

МЦ.

Вшеноры, 19-го февраля 1925 г.

Дорогая Ольга Елисеевна,

Вот письмо для Б<ориса> П<астернака>. Положите его, пожалуйста, в конверт, с надписью:

Борису Пастернаку, без свидетелей.

Человеку, который повезет, сообщите, на всякий случай, его домашний адрес:

Москва, Волхонка 14