Не знаю, полюбите ли. Не поэзия — душа поэзии. Повторяю, меньше поэт, чем гений.
«Открыт» лет двадцать назад. При жизни печатался кое-где по журналам, никто не знал и не читал.
Умер один, на руках своего сторожа.
До свидания. Любопытно, дойдет ли это письмо. Страшная страна. В том письме я просила Вас не отвечать: письмо то же дело, а дело — то же время, но письмо пропало, и просьба не судьба.
Словом, если не ответите, ничуть не огорчусь, а если ответите — обрадуюсь очень.
Еще раз спасибо за Асю.
Марина Цветаева.
Руки вымойте, письмо сожгите (против этого октября).
БАЛАГИНУ А. С
Медон, 25-го сентября 1927 г.
Здравствуй, дорогой Ал<ександр> Самойлович.
Пишу Вам на скарлатинном одре, со свежевыбритой головой, — остальные подробности болезни узнаете от Аси, хочу говорить о Вас: никогда не забуду тихого стука в дверь, — так стучат поколения воспитанности! — высокую фигуру в дверях, и особенно одной елочки, данной Вам где-то за что-то и поделенной Вами поровну: пол-елочки себе, пол — мне. Куда до этой елочки святому Мартину с его плащом!
Помню и Туркестан[778] и Тунчи,[779] ее детские рисунки — не то планетную систему, не то небо в ангелах, и сваху, непременно хотевшую Вас женить на невесте, которая Вам не нравилась, и Ваши стихи и наши беседы.
Но обещания своего Вы не исполнили: не приехали! Ведь на том прощались? Зато совершенно неожиданно для меня со мной породнились: Мария Ивановна[780] мне конечно сестра, очень ее люблю поцелуйте ее за меня. Ася везет карточку Мура, в жизни он много лучше: добрее, здесь он очень напуган фотографом. Об Але не говорю: очень красивая девочка (с меня ростом и дважды с меня весом), а на карточке — один нос да и то не се. Аля Вас помнит и к концу припишет. О себе скажу, что живется мне в общем хорошо, хотя не легко — времени на стихи все меньше и меньше. Кончаю. Сердечно обнимаю Вас и М<арию> И<вановну>, будьте оба здоровы и молоды и не забывайте искренне любящую Вас
МЦ.
ГРОНСКОМУ Н.П
Медон, 4-го февраля 1928 г., суббота.
Милый Николай Павлович,
Чтение Федры[781] будет в четверг, в Кламаре, у знакомых. Приходите в 7 ч., поужинаем вместе и отправимся в Кламар пешком. Дорогой расскажу Вам кто и что.
Лучше не запаздывайте, может быть будет дождь и придется ехать поездом, а поезда редки. До свидания.
МЦ.
<Конец марта — начало апреля 1928>
Милый Николай Павлович,
Только что получила Волю России с «Попыткой комнаты». Будьте очень милы, если вернете мне ее завтра, посылаю Вам ее по горячему следу слова «Эйфель».[782] Вещь маленькая, прочесть успеете. Завтра на прогулке побеседуем. До завтра!
МЦ
<1-го апреля 1928 г.>
Милый Николай Павлович,
Очень жаль, что меня не застали. Хотела сговориться с Вами насчет Версаля и даты. М. б. у нас временно будет одна старушка,[783] тогда я буду более свободна, и мы сможем с Вамя походить пешком, — предмет моей вечной тоски. Я чудный ходок.
Еще: очень хочу, чтобы Вы меня научили снимать: С<ергей> Я<ковлевич> сейчас занят до поздней ночи, совести не хватает к нему с аппаратом, да еще в 1 ч. ночи! а Мур растет. И пластинки заряжены.
Приходите как только сможете. Часы: до 21/2 ч. или же после 5 ч. Вечерами я иногда отсутствую. Побеседовали бы о прозе Пастернака и сговорились бы о поездке и снимании.
Итак, жду.
МЦ.
Медон, 2-го апреля 1928 г., понедельник.
— Завтра я ухожу в 5 ч., если успеете зайдите утром, т. е. до 21/2 ч. Или уже в среду.
Р. S. Как-нибудь расскажу Вам и о Вас. Когда (и если) будет старушка. Такой рассказ требует спокойного часа. Лучше всего на воле, на равных правах с деревьями.
Тбк — а может быть и чту — Вам скажу. Вам никто не скажет. Родные не умеют, чужие не смеют. Но не напоминайте: само, в свой час.
<Приписка на полях:>
Я не была ни в Fontainebleau, ни в Мальмэзоне[784] — нигде. Очень хочу.
<19-го апреля 1928>
Медон, четверг.
Дорогой Николай Павлович,
Жду Вас не в субботу, а в воскресенье (Волконский), к 4 ч., с тем, чтобы мы, посидев или погуляв с Сергеем Михайловичем и проводив его иа вокзал, остаток вечера провели вместе. Словом, субботний вечер переносится на воскресный. (В субботу у меня народ: приезжие — проезжие — из Праги, отменить нельзя.) Захватите тетрадь и готовность говорить и слушать.
Всего доброго.
МЦ.
Медон, 23-го апреля 1928 г., понедельник.
Дорогой друг, оставьте на всякий случай среду — вечер свободным, может быть и, кажется, наверное — достану 3 билета — Вам, Але и мне — на вечер Ремизова,[785] большого писателя и изумительного чтеца. (Не были на прошлом?)
Хочу, или — что лучше: жизнь хочет! чтобы Вы после Волконского[786] услышали Ремизова, его полный полюс.