Письма. Часть 1

Сердечное спасибо за чудесные подарки и память. Медведя-болонку хотела додержать до Рождества, но Мур (сын) услышал писк и примчался, — всё было поздно. Спит с ним, ест с ним, гуляет с ним, а на вопрос, откуда такое чудо: «А éто от папы и мамы Болиса Пастенака». — «А кто Борис Пастернак?»

— «Паéт: поёт всё время». — Если бы! —

Пишу Вам эти несколько строк только чтобы поблагодарить, очень хочу написать Вам большое письмо о Борисе, о его 1905 годе, — многом.

Как зовут Борисину маму?

— 29-го годовщина Рильке.

«Dunkle Zypressen!
Die Welt ist gar zu lustig!
Es wird doch alles vergessen».[723]

Когда-нибудь — если встретимся — прочту Вам его стихи ко мне, последнюю из его Duineser Elegien,[724] написанную за 4 месяца до его смерти. Знает ее кроме меня только Борис. Но Вам покажу, и то письмо покажу, где он о Вас, дорогой Леонид Осипович, писал: Ваше имя русскими буквами.

Все это — стихи, письма, карточки — когда умру завещаю в Рильковский — музей? (плохое слово) — в Rilke-Haus,[725] лучше бы — Rilke-Hain![726] который наверное будет. Не хочу, чтобы до времени читали, и не хочу, чтобы пропало. В Россию, как в хранилище не верю, всё еще вижу ее пепелищем.

До свидания! Еще раз спасибо за память и внимание. Чулки чудные, поделилась с дочерью, а сын к весне как раз дорастет: он у меня великан.

МЦ.

Р. S. Это не письмо. Письмо — впереди. Да! главное: внук или внучка? Как адр<ес> Вашей дочери в Мюнхене и как ее имя?[727]

Как Вам понравилась г<оспо>жа Андреева? Ее мало любят, я ее люблю.

ЧИРИКОВОЙ Л. Е

Мокрые Псы, 4-го нов<ого> авг<уcта> 1922 г.

Дорогая Людмила Евгеньевна!

Пока — два слова. Еще не устроились, живем в Мокрых Псах, в чужой комнате. Нынче переезжаем к леснику. Это очень высоко, совсем в горах, в солнечную погоду будет прекрасно.

Людей — никого.

Я всегда радуюсь новому, буду играть (сама с собой и сама для себя) — лесную сказку с людоедом-лесником и ручными ланями.

Ваших видела два раза. Вы не похожи ни на сестру, ни на брата, Вы старше (внутренне), более выявлены.[728]

Ходили с Вашим братом нынче к леснику (С<ережа> боялся), а вчера вечером были у них в гостях и я съела все вишни из-под наливки.

Эти деньги — мой немецкий остаток, постепенно перешлю Вам все, если можно — купите мне в Salamander[729] Bergschuhe,[730] 38 номер. (Желтые, грубоватые, довольно низкий каблук).

Пусть они будут у Вас, с С<ережи>ными. И — покорнейшая просьба — обменяйте там же С<ереж>ины башмаки на 45 номер, в 46-ом он утонет. Словом, возьмите на номер меньше, той же формы.

Простите за поручение, больше не буду утруждать. Целую нежно. Пишите на С<ережу>: Praha VIII, Libeň Swobodarna, Herrn Sergius Efron (для меня).

Долг (чешскими) перешлю на днях.

МЦ.

<Приписка на полях:>

Если есть деньги, купите мне башмаки (Bergschuhe, с языком!) сразу, сколько бы ни стоили. Деньги (герм<анские>) перешлю в течение недели.

Мокропсы, 16-го нов<ого> Октября 1922 г.

Дорогая Людмила Евгеньевна,

Будьте моим спасательным кругом: пойдите с этим письмом к Абраму Григорьевичу Вишняку, передайте ему его в руки, настойте, чтобы прочел при Вас и добейтесь ответа.

(Письмо прочтите!)

Адр<ес> его: Bambergerstr 7, угловой дом с Pragerstr, на окне огромная вывеска — Геликон — сразу в глаза бросается.

Бывает он в из<дательст>ве, по-моему, около 121/2 дня, а потом вечером, от 5-ти до 6-ти. — Так, по крайней мере, бывал раньше.

К сожалению, забыла № его телеф<она>, а то можно было бы позвонить, чтоб не ходить даром. Но лучше, чтобы какой-нибудь мужчина позвонил, если Вы назовете себя, он сразу свяжет со мной.

Письма ни за что в из<дательст>ве не оставляйте: важно, чтобы оно было передано ему в руки.

________

Все это очень конспирационно, когда-нибудь, при встрече, объясню.

Будьте милы, но тверды. Можете, между прочим, вскользь бросить, что может быть скоро сама буду в Берлине (не собираюсь — исключительно на предмет устрашения!) — но что не наверное — и что рукописи убедительно прошу переслать.

Ради Бога, не перепутайте писем и не дайте ему, вместо его — своего!

Получили ли Вы мое последнее письмо? Вы кажется тогда были в Гамбурге.

Очень ли свирепствует Каплун?[731] Напишите подробно! — Что с Царь-Девицей?

Скоро напишу еще. Целую нежно.

МЦ.

Обставить можно очень изящно: «М<арина> И<вановна> знает, как Вы заняты, и боится, что за другими делами опять не удосужитесь ей ответить…» и т. д.

Опишите всю встречу подробно!

_______

Между его трогательными проводами тогда — помните? — и теперешним поведением (упорное молчание на деловые письма) не лежит ничего.

Я, по крайней мере, не оповещена, — догадываюсь. — Это жест страуса, прячущего голову[732] — и, главное ОТ МЕНЯ, к<отор>ая от высокомерия тáк — всегда — всё — наперед прощает!

Мокропсы, 3-го нов<ого> ноября, 1922 г.

Моя дорогая Людмила Евгеньевна,

Бесконечное спасибо за всё, — вчера прибыли первые геликоновы грехи: книжка Ахматовой — и покаянное письмо.