Письма

Касательно Эдема. Полагаю, большинство христиан, за исключением разве что совсем простодушных и необразованных, или иным образом защищенных, затолкали «Книгу Бытия» в чулан сознания, как вышедшую из моды мебель, — так затормошили и затеребили их несколько поколений самозванцев-ученых. Ну, сами понимаете, как-то неловко держать в доме всякое старье, когда молодые, блестящие умники в гости заглядывают: я, конечно же, имею в виду даже fideles /*Верные (лат.)*/, тех, которые не перепродали этот товар старьевщику и не сожгли его, как только современный вкус принялся глумиться. А в результате они и в самом деле (и я заодно с прочими), как говорится, позабыли о красоте предмета, и даже «в качестве истории». Льюис недавно написал прелюбопытнейшее эссе (не знаю, опубликовал ли) [4], показывая, сколь ценна «художественная ценность» (в качестве пищи для ума) — всего хр. предания (особенно Н. 3.). Эта работа написана в защиту как раз того отношения, над которым мы склонны насмехаться: малодушный утрачивает веру, но цепляется хотя бы за красоту самой «истории», поскольку в ней заключена некая безусловная ценность. Льюис доказывал, что таким образом толику пищи они все-таки получают и не вовсе отрезаны от источника жизни: ибо красота истории, при том, что не обязательно гарантирует ее истинность, истинности обычно сопутствует, a fidelis /*Верному (лат.)*/ призван черпать пищу не только в истинности, но и в красоте. Так что малодушный «приверженец», в сущности, все равно кое-что получает, — то, что даже кое-кто из верующих (глупцы, невосприимчивые, исполненные ложного стыда), возможно, и упускают. Но отчасти как следствие развития моих собственных мыслей по поводу моих интересов и моей работы (как специализированной, так и литературной), отчасти в результате общения с К. С. Л. и во многом не в последнюю очередь — под твердой направляющей рукой Alma Mater Ecclesia /*«Питающей матери» Церкви (лат.)*/ я ныне не стыжусь «мифа» об Эдеме и не ставлю его под сомнение. Разумеется, мы не найдем в нем той историчности, что в Н. 3., который, по сути дела, — свод свидетельств современников, в то время как Книга Бытия отделена от Падения невесть сколькими поколениями горьких изгнанников; но, бесспорно, на этой нашей злосчастной земле Эдем некогда существовал. Все мы о нем тоскуем, и все мы непрестанно его прозреваем; вся природа наша в лучшем своем, наименее испорченном проявлении, в наиболее кротком и человечном, до сих пор насквозь пропитана ощущением «изгнания». Если задуматься, твой (более чем оправданный) ужас по поводу бессмысленного убийства ястреба и твои стойкие воспоминания об этом твоем «доме» в идиллический час (когда часто возникает иллюзия того, что время и разложение остановились, и ощущение мира и покоя) — [5], — «три часа вот-вот пробьет, будет к чаю сладкий мед» — заимствованы как раз из Эдема. Сколь бы далеко назад в прошлое мы ни заглянули, благороднейшая часть человеческого сознания всегда была исполнена мыслей о sibb /*Созерцательный мир (др.-англ.)*/, мире и доброй воле — и мысли об их утрате. Этого нам вовеки не вернуть: путь покаяния не таков, движение идет по спирали, а не по замкнутому кругу; возможно, мы обретем нечто подобное, только на более высоком уровне. Вот так (используем сравнение помельче) «обращенный» горожанин получает от деревни куда больше, нежели простак-деревенщина, но настоящим крестьянином ему не стать, он ведь и больше, и в определенном смысле меньше этого (менее приземленный, так скажем). Разумеется, я полагаю, что по дозволению Господнему весь род человеческий (и каждый его представитель в отдельности) свободен не подниматься снова, но отправиться на погибель и в Падении своем достичь самого что ни на есть горького дна (как может каждый человек singulariter [6]). А в определенные периоды — и настоящее именно таково! — подобный исход кажется не только вероятным, но просто-таки неизбежным. И все-таки, думается мне, настанет-таки «millenium» — предсказанное тысячелетнее царство святых, тех, кто при всех своих несовершенствах так и не склонился всецело сердцем и волей к миру или злому духу (в современном, хотя и не универсальном представлении: технике, «научному» материализму, социализму в любой из его ныне воюющих промеж себя фракций).