Письма

Но поскольку естество наше пало и омрачило в себе черты добродетели, то дан был закон писаный. А так как и он был нарушаем, то исправление поручалось лику Пророков. Когда же они стали отрекаться, говоря: врачевахом Вавилона, и не исцеле (Иер.51:9), — приходит на землю Тот, Кто и в естество вложил семена добродетели, и научал законом, и проповедывал через Пророков. Посему, с пришествием Небесного Царя необходимо стало, чтобы узаконены были догматы, приличные небу, и в священных Евангелиях, как бы в царских постановлениях, предписан был образ жизни, соответственный и угодный более Ангелам, нежели людям.

557. Иподиакону Павлу о том же.

Неизреченная Премудрость, чтобы не входить нам в споры, доискиваясь, что такое добродетель, собственное изволение каждого положив в основание совершеннейшему делу, изрекла: вся елика хощете, да творят вам человецы, и вы творите им (Мф.7:12). Посему, если в себе самом имеешь и правило добродетели, то не ищи сего у других, но пользуйся домашним сокровищем.

558. Софисту Арпокре.

О том, что ереси рождаются от любоначалия или от предубеждений.

Любоначалие — причина всех зол; оно, покушаясь ниспровергнуть установившееся не только в наши, но и в древние времена, заставляло воздвигать страшные брани. Одни, обучившись пифагорейскому молчанию, отвергали высоко думающих о красноречии. Любители Гомера чернили последователей Платона, а платоники чтителей Гомера обвиняли в нечестии. Последователи Аристотеля шли против платоников, а стоики вооружались на аристотеликов. Об епикурейцах, осмелившихся стать защитниками порока, не место здесь и упоминать.

И во врачебном искусстве следовали тому же самому. Ибо следовавшие разумным началам позорили тех, которые держались известных способов лечения, а последние вооружались на первых. Одни говорили, что корни недугов многочисленны и разнообразны, почему и пользовались разнообразными пособиями, прежде исследуя корни болезней и потом преграждая источники недугов. А другие определяли, что есть только две причины болезней — задержание и излияние, почему и постановили в закон, что должно или очистить, или остановить. Но эмпирики смеялись над теми и другими.

А если бы я захотел говорить о взаимных разногласиях у витий, стихотворцев и историков, то много потратилось бы и слов, и времени. И сие нимало неудивительно; потому что, когда и величающиеся именем любомудрия не замедлили воздвигнуть между собою жестокую брань, досуг ли быль заботиться о мире витиям и стихотворцам? Они не были в ладу с учениками Сократовыми, одобрявшими воздержание, справедливость и целомудрие, Платон же, осмеяв витий в разговорах, сам был за них осмеян циниками.

К числу последних принадлежал и Лукиан, сочинивший разговоры почти против всех и поименованных, и не упомянутых нами. Его–то платоники одобряли за то, что он выставил на посмешище вымышленных стихотворцами богов, а стихотворцы назвали богохульником, потому что жестоко осмеял обоготворенных ими богов. Посему кто из защитников язычества осмелится сказать, что у христиан породились многие ереси, видя, что и у них самих такое же их множество порождено (надобно сказать правду) любоначалием? Если оно изгнано будет из среды людей, то есть надежда, что все единогласно и православно соберутся на божественную проповедь.

559. Петру–схоластику о том же.

Или от любоначалия, думаю, или от предубеждения — двух с трудом побеждаемых страстей — породились ереси. Ибо те, которые не соблаговолили и почли для себя несносным быть в числе подчиненных, возгнушались тем, чтобы оставаться при утвердившемся образе мыслей, и посеяли семя нового учения.

560. Адамантию о том же.

Зачем дивишься, что породилось много ересей по пришествии Спасителя во плоти, когда диавол, ясно и прямо услышав, что за все подвергнется суду и понесет наказание, посеял сии ереси, чтобы многих иметь соучастниками в наказании? Но не мало их было и до пришествия Спасителева.

Ибо иные из людей даже не думали, что есть Божество, а другие полагали, что Божество есть, но ни о чем не промышляет; иные же — что хотя Оно промышляет, но только о небесном, а еще иные — что не о небесном только, но и о земном, впрочем, не обо всем, но о том, что имеет превосходство, например, о царях и начальниках.

Одни говорили о свободной воле, другие о судьбе, а иные утверждали, что все устраивается случаем. Одни почитали делом благочестивым покланяться идолам; другие — вступать в супружество с матерями; иные — приносить в жертву людей, а иные — животных: кто — волов, а кто — верблюдов; иные даже — пожирать друг друга.