Письма, 1926-1969

Я не писала так давно, поскольку не переставая размышляла о «Вопросе о виновности» и весьма обстоятельно обсуждала его с Мсье¹. Все нижеследующее следовало бы писать от «нашего» имени – что мне несколько не по вкусу. Итак, «мы» безусловно согласны со всеми основными пунктами и очень благодарны не только за прояснение, но и за скрытое объяснение психологической обстановки, которую так трудно разглядеть издалека. Согласны, но с некоторыми оговорками и дополнениями. Мсье в первую очередь настаивает, что принятие ответственности должно состоять в чем-то большем, чем в принятии поражения и связанных с ним последствий. Он уже давно твердит, что подобное принятие ответственности, которое является залогом последующего существования немецкого народа (не нации), должно быть связано с позитивным политическим заявлением, адресованным жертвам. Разумеется, это не означает, что нужно попытаться исправить то, что невозможно исправить, но, например, обратиться к displaced persons² со словами: «Мы хорошо понимаем, что вы хотите уехать в Палестину, но несмотря на это, вы должны знать, что здесь соблюдаются все ваши права, вы можете полностью рассчитывать на нашу помощь, в будущей немецкой республике мы полностью на законодательном уровне откажемся от антисемитизма в память о том, что произошло с еврейским народом по вине немцев, так что каждый еврей, вне зависимости от места рождения, в любое время, когда ему будет угодно, и лишь на основе его еврейской национальности сможет быть полноправным гражданином этой республики, не переставая при этом быть евреем». Понятно, что подобные заявления в Германии фактически невозможны. Я с ужасом читаю о репарациях, предложенных Штутгартским региональным советом, которые куда менее либеральны, чем соответствующие предложения других европейских государств. Подобное нельзя оправдывать бедностью. Настрой всего документа очевиднее всего явлен в тех частях, что посвящены пособиям для детей, отцы которых погибли в концентрационных лагерях: этот жест элементарной справедливости обосновывается справедливым предположением, что эти дети унаследовали сильный характер и силу воли! Иными словами: нацистское разделение на немецких сверхлюдей и евреев-недолюдей лишило обе стороны человеческих черт. Мы, немцы, сможем вырваться из этих нечеловеческих обстоятельств, когда попытаемся избавить вас от ваших. Важнейшим практическим шагом в этом направлении могло бы быть упразднение всех лагерей. К этому я хотела бы добавить, что для нас, евреев, важнейшим политическим требованием является уничтожение всех концентрационных лагерей (или лагерей для интернированных). Конечно, это вопрос базовой экзистенции. Немецкая декларация доброй воли для нас не бессмысленна по той простой причине, что все происходящее сегодня – миграция из немецких DP-лагерей³