Письма (1857)

Вчера прочел Ваше письмо к Коте, но ведь брат писал к Вам. Коту же, кажется, ужасно было приятно получить от Вас письмо. Мы в Колтовской, живем ни весело, ни скучно. Дела много. Кажется, журнал всё более и более приобретает симпатии. До сих пор каждый номер интересует читателей.

Если Вы в этом году напечатаете еще хоть только 3 главы, то цельно и рельефно поставите Ваше произведение перед публикой. Узнают, с чем имеют дело, и много будут ждать от романа. Даже самые ругатели знают и теперь, что оценить и что хорошо. Вообще мы не ошиблись; ему предназначено иметь и эффект, и значение.

Прощайте, бесценный друг, обнимаю Вас крепко.

Ваш Ф. Достоевский.

Р. S. Приезжайте скорее.

(1) далее было: бежать хотел в Швей<царию>

(2) было: то ценили

(3) было: их

(4) далее было начато: к тому

(5) далее было: всё

(6) было: сказать

183. А. К. КАЛЛАШ 16 августа 1861. Петербург

Добрейшая и многоуважаемая Александра Карловна, Вы меня должны простить за то, что я так непростительно долго не отвечал на Ваше милое письмо. Видите, как я деспотически начинаю; прямо говорю: должны простить. Но это вовсе не от глупой самоуверенности, что, чего бы я ни пожелал, то вот сейчас и случится, а от того, что в душе своей считаю себя почти невиноватым перед Вами. Столько было в последнее время срочных занятий, что я уж никак не мог их бросить и заняться другим, чем бы то ни было. Разумеется, время всегда было - и при самых срочных занятиях; но я человек больной, нервный. Когда пишу что-нибудь, то даже думаю об том и когда обедаю, и когда сплю, и когда с кем-нибудь разговариваю. Спросите Александра Устиновича, он про меня знает. А потому я, получив милое письмецо Ваше, и отложил ответ до конца работы, думая, что кончу наверно послезавтра, а кончил-то чуть не неделю спустя после этого послезавтра. Но я уверен, что Вы меня простили, потому что, несмотря на всё Ваше самолюбие*. Вы, кажется, чрезвычайно добры, и потому я теперь буду покоен, хотя, признаюсь, буду (1) покоен только дня четыре спустя, то есть тогда, когда уж буду совершенно уверен, что Вы получили письмо мое.

Ну, дай бог, чтоб деревня для Вас была бы все-таки лучше Кашина, - Вы хоть немного, но так ярко о нем написали, что, мне кажется, в нем довольно досадно Вам жить, несмотря на некоторое любопытство к такой обстановке. Мне, знаете ли, что понравилось? Что в письме Вашем проглядывает какая-то досада, желчь, когда Вы упоминаете о кашинском обществе. Стало быть, Вы не можете смотреть равнодушной наблюдательницей на ненормальное и уродливое.

Я рад, что в деревне Вам, как Вы пишете, недурно. Не пренебрегайте здоровьем, в особенности купайтесь. А уж на зиму непременно приезжайте в Петербург. Петербург страшно тосклив и скучен, но все-таки в нем теперь всё, что живет у нас сознательно. А ведь это что-нибудь да значит. Вам же Петербург, несмотря на скверный климат, все-таки будет полезен даже для здоровья. Ведь Вы нервны очень, впечатлительны и мечтательны. Следовательно, Вам менее, чем кому-нибудь, надо оставаться в уединении. Уединение всегда найти можно, а людей не всегда, то есть людей в смысле общества. А Вам теперь надо жить и пользоваться жизнию. Чтение, например, еще не жизнь.

Я в Москве провел время довольно приятно, но на этот раз Москва мне как-то не показалась. Возвратился домой с удовольствием. Но дома, то есть в Колтовской на нашей даче, право, прескучно. Вы спрашиваете: прошла ли моя тоска. Ей-богу, нет, и если б не работа, то я бы заболел от уныния. А между тем мне так мало нужно. Ведь я знаю сам, что мне нужно мало, и даже знаю, что именно нужно - хороших людей. Как Вы думаете, это много или мало?

Июнь и июль простояли у нас бесподобные, но август весь сплошь предождливый, и всё холоднее и ветренее с каждым днем, так что двадцатого мы все начнем перебираться в город. В Петербурге самое интересное во всех отношениях время - осень, особенно если не очень ненастна. Осенью закипает новая жизнь на весь год, начинаются новые предприятия, приезжают новые люди, являются новые литературные произведения. Предчувствую, что эта осень и зима промелькнут скоро; а там, весной, непременно за границу.

Я часто вспоминаю и теперь о нашем путешествии. И как мило было со стороны судьбы, что она позволила мне встретиться со всеми вами. А то бы я очень проскучал.

Приезжайте же, пожалуйста, на зиму. Право, это будет лучше, чем оставаться в деревне.

Не взыщите меня за глупое письмо. Глупое потому, что всё о себе писал. Да простите мне тоже помарки; не умею ничего писать без помарок.

Охотница ли Вы до ягод, до яблок и до груш? Вот это самое лучшее, что есть в лете.**

Передайте мой поклон и мое уважение Вашей сестрице и многоуважаемому Александру Устиновичу. А затем не забудьте преданного Вам и уважающего Вас

Ф. Достоевского.

16 августа/61. Петербург.

* Упоминаю потому, что Вы сами об этом упоминаете.

** Фи, как после этого замечания, должно быть, Вы меня презираете