Письма (1857)

Воротясь из Москвы, куда он ездил после нас, он так скоро собрался и переехал в Павловск, что я не застал уже его в городе. Брату тоже надо было его видеть. (2) Я, Милюков и брат отправились раз вечером погулять в Павловск. Адресс Степана Дмитрича брат забыл, и мы напрасно в этот вечер проискали его. Через неделю брат поехал к нему и виделся с ним, и он позвал меня и брата непременно к себе обедать в воскресение (он живет с Порецкими). Это было прошлое воскресение. В антракте мы опять втроем или вчетвером попали в Павловск, были у него, но он был в Царском у сына; так что увидали его уже сидя в вагоне, (3) на минутку, когда он сам только что приехал из Царского. Очень обрадовался нам и повторил приглашение на воскресение. Наконец-таки в воскресение увиделись; он был очень весел, разговорчив, хотя и очень заботился о деньгах, которые надо было Вам выслать, хотел даже занять у брата 200 руб., но у брата в ту минуту свободных денег не было. (Кажется, Вам, на другой же день, переслал 100 руб., которые С<тепан> Д<митриевич> дал ему для пересылки.) Время мы провели весело и вечером пошли на музыку. Между тем всё это время он несколько раз повторял, к слову, что очень, очень скоро поедет к Вам, через 2 или три недели, а может, и через неделю. (Кто знает? Может, это письмо приедет в Москву вместе с ним). Брат ушел к Порецким, где забыл пальто, мы остались одни с Степаном Дмитриевичем, и он тотчас же начал разговор об Вас. Всё на ту же тему: что жить Вам одной нельзя, что Вы погубите и себя и детей, что устроиться независимо и бесхлопотно у Вас недостанет ни средств, ни терпения, ни способностей и что Вы положительно неспособны вести хозяйство. Я отвечал, что если Вам до сих пор и помогали другие, то все-таки Вы теперь, оставшись одна, можете привыкнуть, что это вовсе не так трудно; а что касается до средств, то они, кажется, у Вас есть, то есть у Вас есть хорошее жалование от театра. "А всегда нет денег, - отвечал он мне, - да и детей она погубит". Я спросил: как это? Он отвечал, что Вы взяли сына из пансиона с тем, чтоб отдать в гимназию, и что это значит губить его. Конец концов, что ему непременно надо переселиться в Москву. Я спросил об его делах: он объяснял мне подробно, что его удерживают на службе, но что он или в отставку или примет место, которое ему предлагают. Предлагают же ему два места: одно (4) старшего доктора в Московском госпитале, (4) а другое не помню какое, только тоже в Москве. На одном из этих мест мало жалования, на другом больше; но во всяком случае, как я понял, мне кажется, что он наверно переедет в Москву и скоро, а не то что выйдет в отставку. По крайней мере, так из его слов. Жить вместе с Вами он хочет непременно, а в случае нужды, если нельзя будет переехать в Москву, то взять и Вас из Москвы. (Он говорил что-то об истечении Вашего контракта с театром будущей весной). Я заметил во всё это время нашего разговора какую-то в нем раздражительность, и чем раздражительнее становился он, тем я старался быть хладнокровнее. Мне всё казалось, что ему хотелось мне что-то высказать. Я спросил его с удивлением: неужели же Вы захотите взять из театра Александру Ивановну? - А что же, если надо будет, - отвечал он.