Катков мне писал письмо и по просьбе моей выслал мне вперед 500 руб. сереб<ром>. Я обещал ему роман, засел писать с увлечением, но бросил, ибо хочу написать хорошо, а недостает кой-каких справок, которые нужно сделать самому, лично, в России. Наобум же писать не хочу. И потому, оставив мой большой роман, принялся за другой. Засел через силу, но потом скоро увлекся и писал с удовольствием. Но выходит велик - листов 12. Отделав 2/3, я оставил его, вот по какому случаю. Так как денег мне нужно поминутно и много (особенно по поводу моей женитьбы), так как я весь задолжал (теперь нет), то брат мой вошел в Петербурге в условия с будущею редакциею будущего журнала "Русское слово" - выйдет в <18>59-м году, заключил от себя на мое имя условие, взял вперед 500 руб. (по 100 руб. с листа) и выслал мне деньги. От денег я отказаться не мог и одобрил все условия, думая кончить все к Новому году. Но не кончив к сентябрю Каткову, опомнился, схватился за повесть в "Русское слово", и теперь пишу ее на почтовых, почти совсем кончил. На днях отсылаю. Каткову же примусь тотчас по отсылке в "Русское слово" и в непродолжительном времени вышлю половину, - чтоб видел, что я дело делаю. Но не думайте, чтобы Катков меня торопил. Напротив, он мне написал преблагородное письмо, в котором просил меня не тяготиться долгом и не насиловать себя. Оттого-то мне так и хочется поскорее кончить. Я же перед ним очень виноват, взяв обязательства в "Русское слово", тогда как обязан был сперва кончить ему. Не говорю уже о том, сколько болезнь (падучая) отняла у меня времени, а главное, расположение духа. Кроме того, были и другие обстоятельства. Вот Вам, добрейший мой Евгений Иванович, краткая повесть обо мне. Повторяю: Вы так стали мне близки Вашими поступками со мной, что я уж не могу молчать перед Вами и не говорить Вам моего всего откровенно. И однако ж, я многое еще Вам не написал.
Прощайте, добрейший Евгений Иванович, не забывайте меня, а я о Вас всегда буду помнить. Может быть, скоро увидимся.
Ваш весь
Пишу на прежний адресс и не знаю, дойдет ли?
(1) далее было начато: кроме того, что
145. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
13 декабря 1858. Семипалатинск
Хочу и тебе написать что-нибудь, мой милый брат. Что это ты всё молчишь? Никогда я от тебя не дождусь письма. Да и какие твои письма? Несколько строк. А в моей глуши мне и получение письма целое счастье, за неимением другого. Вот Плещеев отвечает на мои письма всегда тотчас. Ты говоришь, мой милый друг, что у тебя дела и заботы. Очень верно. Но ведь на письмо надобно всего пять минут, никак не более. Как не выгадать пяти минут в месяц? Не понимаю. Впрочем, между нами этот пункт давным-давно уже спорный вопрос. Я знаю, милый мой, что ты меня очень любишь, более, может быть, чем я стою. А между тем на письма ты скуп, очень скуп. Но бог с тобой.
Уведомлял я тебя в октябре, что 8-го ноября непременно вышлю тебе повесть. Но вот уже декабрь, а моя повесть не кончена. Многие причины помешали. И болезненное состояние и нерасположенье духа и провинциальное отупение, а главное, отвращение от самой повести. Не нравится мне она, и грустно мне, что принужден вновь являться в публику так не хорошо. Грустнее всего то, что я принужден так являться. Есть и у меня в голове (и частию на бумаге) вещи, которыми я очень дорожу и которые, право, сразу бы мне составили имя. Но что делать. Это мой большой роман, который я, по разным обстоятельствам, не могу здесь писать, да и не хочу писать на заказ. Хочется оставить по себе хоть одно произведение безукоризненное. Но что делать? Нельзя то писать, что хочется писать, а пиши то, о чем, если б не надобны деньги, и думать бы не захотел. И для денег я должен нарочно выдумывать повести. А ведь это ух как тяжело! Скверное ремесло бедного литератора. Повесть моя растянулась в шесть листов, и, кажется, скоро пошлю к тебе ее.