Читаем Пищеблок полностью

Вожатых, считая с Игорем и Сашей, было двенадцать человек: четверо парней и восемь девушек. Двух других парней звали Кирилл и Максим, но казалось, что они тёзки, потому что явились в одинаковых олимпийках и трениках. А девушки, почти все, надели целинки, пестревшие шевронами, лычками и эмблемами – нашивки теснились так плотно, что куртку можно было читать как газету. Стройотрядовская фанаберия создавала ощущение бурной личной жизни у девиц, хотя их романтика, скорее всего, воплощалась в работе поварихами для какой-нибудь бригады стропальщиков где-нибудь на строительстве гидростанции. Однако Игорь всё равно заревновал. Сколько ни ехидничай, а стройотряд – не филологические посиделки с бабуськами.

Ещё на собрании присутствовал главный физрук – молодой высокий мужик с недовольно-скучающим лицом. Он сидел в углу, широко разведя колени, и подёргивал ляжкой, будто куда-то торопился, а его принудили торчать здесь. Сама же Свистунова, фигуристая бабёнка с зычным голосом, в пионерском галстуке выглядела эдакой боевой малышкой.

– Чего такие квёлые? – задорно спросила она вожатых и откинула с глаз крашеную чёлку. – Ну-ка подтянись! Поднять хвост пистолетом!

– Да мы же всегда готовы! – привычной, видимо, шуткой ответили ей девушки-вожатые и принуждённо засмеялись.

– У нас новый сотрудник. Игорь Корзухин. Откуда ты, Игорь?

– Филфак универа, – сказал Игорь.

– Ну и хорошо. Вливайся в коллектив, Игорёк.

– Сейчас вольюсь, – пообещал Игорь.

Ему не нравилось, когда его называют Игорьком, но девушки-вожатки повернулись к нему с дружелюбным интересом, и он не рассердился.

– Иришка, тебе маячок: взять шефство над новеньким.

– Пусть хоть одевается прилично, – вздохнула Ирина.

Вожатки посмотрели на Пола Маккартни у Игоря на значке.

– Ты на гитаре умеешь? – спросила одна из вожаток.

– Умею, но вам лучше этого не слышать, – честно предупредил Игорь.

Девушки рассмеялись уже свободнее.

– Наш человек, – подвела итог Свистунова. – Итак, к делу!

Широким жестом она расстелила на столе большой ватман с таблицей, заполненной разноцветными фломастерами, – подобным образом полководец расстилает перед генералами карту намеченного сражения.

– План-сетка прежняя, бойцы. Распределим мероприятия. Помнится, Ленчик, в прошлую смену ты не хотела у старших отрядов строевой смотр проводить. Но ведь справилась?

– Справилась, – кивнула кудрявая и глазастая Леночка.

– Вот, зря боялась, – удовлетворённо сказала Свистунова, помечая на ватмане ручкой. – Как говорится, только юбочка помялась… Веруня, а у тебя конкурс рисунков на асфальте и поделки из природного материала, так?

– Так. Только мел и пластилин никому не давайте, в тот раз не хватило.

– Едите вы их, что ли? – удивилась Свистунова. – Ладно, учту. А кто у нас за День Варенья отвечать желает?

– Может, не надо его? – усомнилась толстенькая вожатка с косой. – Здесь даже манник нормальный не испечь. Да и поварихи на кухне ворчат.

– Зато девчонок за уши не оттащить, – возразила Свистунова. – Поставлю на вид заведующей пищеблоком, пусть даст своим бабам втык.

– А я ещё шахматы возьму, у меня же разряд, – солидно сообщил Саша, сосед Игоря по комнате. – В конце смены турнир организую.

– Турнир – хорошо, как раз то, что доктор прописал, – согласилась старшая вожатая. – Ты у нас вундеркинд какой-то, Саша.

Саша снисходительно хмыкнул. Вожатки глядели на него заискивающе.

– За тобой, Вероничка, получается фестиваль пионерской песни.

– А фонограмму прислали? – спросила Вероничка.

Игорь подумал, что этой девушке не идёт уменьшительно-ласкательное имя. Девушка держалась надменно и потому казалась более сложной, чем все остальные. Целинку она не носила, и причёска у неё была не как у прочих вожаток: не хвост или коса, а короткая и даже дерзкая стрижка под мальчика. В ушах Вероники сверкали золотые серёжки, не сочетающиеся с пионерией. На филфаке Игорь уже встречал таких девушек. Они курили, сторонились однокурсниц, не обедали в столовке и читали поэтов Серебряного века.

– Фонограмму пришлют, – ответила Наталья Борисовна чуть жёстче, чем прежде. – Только знаешь, красавица, если выбираешь песню про любовь – то про любовь к родине. Лирику оставляем дома.

Вероника не ответила и лишь улыбнулась свысока.

– Я проведу чемпионат по пионерболу, – сказал вожатый Максим.

– Добро, – согласилась Свистунова. – А кто на ШКИД?

ШКИД – это Школа Интернациональной Дружбы. Попросту говоря, это когда пишут письма в «Артек» или «Орлёнок» пионерам из соцстран.

– Иринка и Галка, ШКИД – вам. Только мальчишек надо побольше.

– Им лень писаниной заниматься, – возразила чернявая Галка.

– Что значит лень? Надо – и всё! Не хотят старшие – возьмите младших. Но учтите, что я прочитаю. Пусть не выпрашивают у иностранцев жвачки и наклейки. У нас областной конкурс на лучшее письмо.

– Это понятно, Наталья Борисовна.

Свистунова рассматривала план-сетку и покусывала ручку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый Алексей Иванов

Ненастье
Ненастье

«2008 год. Простой водитель, бывший солдат Афганской войны, в одиночку устраивает дерзкое ограбление спецфургона, который перевозит деньги большого торгового центра. Так в миллионном, но захолустном городе Батуеве завершается долгая история могучего и деятельного союза ветеранов Афганистана — то ли общественной организации, то ли бизнес‑альянса, то ли криминальной группировки: в «лихие девяностые», когда этот союз образовался и набрал силу, сложно было отличить одно от другого.Но роман не про деньги и не про криминал, а про ненастье в душе. Про отчаянные поиски причины, по которой человек должен доверять человеку в мире, где торжествуют только хищники, — но без доверия жить невозможно. Роман о том, что величие и отчаянье имеют одни и те же корни. О том, что каждый из нас рискует ненароком попасть в ненастье и уже не вырваться оттуда никогда, потому что ненастье — это убежище и ловушка, спасение и погибель, великое утешение и вечная боль жизни».Алексей Иванов

Алексей Викторович Иванов

Современная русская и зарубежная проза
Вилы
Вилы

«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный», – написал Пушкин в «Капитанской дочке»… и убрал из романа главу с этими словами. Слова прекрасные, но неверные. Русский бунт вовсе не бессмысленный. Далеко не всегда беспощадный. И увидеть его – впечатление жестокое, но для разума и души очистительное.Бунт Емельяна Пугачёва сотрясал Российскую империю в 1773–1775 годах. Для России это было время абсолютизма и мирового лидерства. Но как Эпоха Просвещения породила ордынские требования восставших? В пугачёвщине всё очень сложно. Она имела весьма причудливые причины и была неоднородна до фантастичности. Книга Алексея Иванова «Вилы» – поиск ответа на вопрос «что такое пугачёвщина?».Этот вопрос можно сформулировать иначе: «а какова Россия изнутри?». Автор предлагает свою методику ответа: «наложить историю на территорию». Пройти сейчас, в XXI веке, старинными дорогами великого бунта и попробовать понять, кто мы такие на этой земле.

Александр Яковлевич Яшин , Алексей Викторович Иванов

Публицистика / Советская классическая проза
Пищеблок
Пищеблок

«Жаркое лето 1980 года. Столицу сотрясает Олимпиада, а в небольшом пионерском лагере на берегу Волги всё тихо и спокойно. Пионеры маршируют на линейках, играют в футбол и по ночам рассказывают страшные истории; молодые вожатые влюбляются друг в друга; речной трамвайчик привозит бидоны с молоком, и у пищеблока вертятся деревенские собаки. Но жизнь пионерлагеря, на первый взгляд безмятежная, имеет свою тайную и тёмную сторону. Среди пионеров прячутся вампиры. Их воля и определяет то, что происходит у всех на виду."Пищеблок" – простая и весёлая история о сложных и серьёзных вещах. Есть дети как дети – с играми, ссорами, фантазиями и бестолковостью. Есть пионерство, уже никому не нужное и формальное. А есть вампиры, которым надо жить среди людей, но по своим вампирским правилам. Как вампирская мистика внедряется в мёртвые советские ритуалы и переделывает живое и естественное детское поведение? Как любовь и дружба противостоят выморочным законам идеологии и вампиризма? Словом, чей горн трубит для горниста и под чей барабан шагает барабанщик?»Алексей Иванов

Алексей Викторович Иванов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дебри
Дебри

Роман Алексея Иванова «Тобол» рассказывает о петровской эпохе в истории Сибири. В романе множество сюжетных линий. Губернатор перестраивает Сибирь из воеводской в имперскую. Зодчий возводит кремль. Митрополит ищет идола в чудотворной кольчуге Ермака. Пленный шведский офицер тайно составляет карту Оби. Бухарский купец налаживает сбыт нелегальной пушнины. Беглые раскольники готовят массовое самосожжение. Шаман насылает демонов тайги на православных миссионеров. Китайский посол подбивает русских на войну с джунгарами. Ссыльный полковник, зачарованный язычницей, гонится за своей колдовской возлюбленной. Войско обороняет степную крепость от кочевников. Эти яркие сюжеты выстроены на основе реальных событий сибирской истории, и очень многие персонажи – реальные персоны, о которых написаны научные исследования. Об этом – книга Алексея Иванова и Юлии Зайцевой «Дебри».«Дебри» – историческая основа романа «Тобол». А ещё и рассказ о том, как со времён Ермака до времён Петра создавалась русская Сибирь. Рассказ о том, зачем Сибирь была нужна России, и какими усилиями далось покорение неведомой тайги. «Дебри» – достоверное повествование о дерзости землепроходцев и воровстве воевод, о забытых городах Мангазее и Албазине, об идолах и шаманизме, о войнах с инородцами и казачьих мятежах, о пушнине и могильном золоте, о сибирских святых и протопопе Аввакуме, о служилых людях и ссыльных бунтовщиках, о мамонтах и первых натуралистах. Сибирская история полна страстей, корысти и самоотверженности. И знать её надо просто потому, что мы русские.

Алексей Викторович Иванов , Юлия Юрьевна Зайцева

Публицистика

Похожие книги