Я обнимаю и целую отца, помогая ему сесть в постели и выпить остуженное капучино, когда он вдруг говорит, улыбаясь и глядя мне в лицо:
— Через месяц. Я бы хотел уйти через месяц. Да, это произойдет через месяц! Интересно, происходит ли это по заказу? Или может быть существует особый календарь, в котором фиксируется, когда Арни желает появиться на свет и когда покинуть его? Довольно цивилизованно, похоже на бухгалтерский отчет. — Отец усмехается и устало закрывает глаза.
Так в наблюдении и ожидании проходит время и с каждым днем отец все больше слабеет. Иногда он полон веселья и в его глазах загораются знакомые огоньки. Иногда он ворчит, жалуясь, что его уставшие ноги когда-то знали лучшие времена. Я смотрю на этого человека, который когда-то был похож на высокого гордого викинга и вспоминаю, как он каждую ночь уносил меня на руках в кроватку, после того как я засыпала под звуки классической музыки, доносившиеся из старенького граммофона. Добрый великан осторожно укладывал меня в кроватку и нежно целовал в лоб, словно я была каким-то необычным странным существом — девочка-мальчик, неожиданно появившаяся на свет вслед за своей старшей сестрой, после рождения которой мои родители решили больше не иметь детей.
Я вижу заботливого человека, который когда-то мог месяцами
приводить в порядок купленный со вторых рук велосипед, чтобы к моему семилетию он сиял как новый. Я вспоминаю, как он пел великолепным тенором, от которого вибрировали стены его мастерской. Его песни продолжали звучать там даже тогда, когда он находился за тысячи километров от дома, словно кирпичи впитали страсть его пения, а бетон полюбил оперную музыку.
В своем новом доме на берегу моря я много времени провожу на веранде, предаваясь воспоминаниям, и пишу книгу. «Пища Богов» занимает все мое внимание, и я исследую то, что является истинным питанием.
Всем известно, что пища, приготовленная с любовью, отличается особым вкусом, что же тогда можно сказать о самой любви?
Может ли чистая, безусловная любовь быть самой питательной пищей?
И чем отличается жизнь человека, питающегося такой любовью, от жизни того, кто ест хорошую пищу, но не имеет любви?
Что можно сказать о пище для сердца?
Что можно сказать о пище для ума?
И, наконец, о пище для нашей души?
Клетки и душа... существует ли совершенное питание одновременно для наших клеток, и для нашей души?
Все эти и другие вопросы проплывают в моем сознании, а легкий ветерок с моря ласкает мое лицо, и я вздыхаю с благодарностью за то, что у меня есть время размышлять и просто Быть, без необходимости что-то делать.
Наша потребность в питании возникла задолго до нашего рождения. Меняется сочетание молекул, меняется форма, а эта потребность остается. Древняя Мудрость говорит о том, что в каждой очередной жизни половина всех атомов, из которых состоит наше тело, принадлежала нашей прежней форме, подобно старой одежде, которая была отложена в сторону, а затем вновь использована.
С момента нашего вхождения в материнскую утробу, нами овладевает потребность в питании. Нам необходимо питаться материнской любовью, ее молоком, ее прикосновением, звуком ее голоса и
ее запахом. Затем постепенно все наши чувства развиваются и созревают для восприятия той пищи, которой питает нас мир, и часто требуются десятилетия для того, чтобы понять, что же действительно питает, а что — разрушает, делая нас эмоционально холодными и заставляя стареть.
Мир посылает нам множество противоречивых сигналов, поэтому в первый раз человек определяет правильный для себя источник питания лишь благодаря своей проницательности, прислушиваясь к своему внутреннему «Я Знаю». Когда мы прислушиваемся к этому голосу, мы получаем питание. Пренебрегая им — мы истощаемся. И большинство людей, рождающихся в этом мире Бэта, начинают умирать уже с момента своего рождения .
Есть нечто благословенное в том моменте, когда мы становимся свидетелями прихода в мир новой жизни, и любая женщина, ставшая матерью, с благоговением и изумлением смотрит на своего родившегося младенца. Ее сердце и душа наполняются любовью, питая потребность в материнстве, которой ее наградила Мать—Природа.
Есть также нечто благословенное и в том, когда мы наблюдаем за процессом умирания. Любой конец, любое завершение открывает дорогу новому началу и новому ощущению, наполняющему душу, ибо истинная пища для души — это сама жизнь, с ее заботами и с ее любовью.
Ум питается ответами на вопросы, будь они великими или незначительными.
Сердце питается волнами любви, наполняющей нас до глубины души, высвобождая ее истинное призвание, ибо душа может проявляться только через волны любви. Подобное всегда привлекает подобное, а наши сердца и души устроены так, что могут питаться лишь любовью.
Если смерть — это каникулы, а жизнь — учебный семестр, тогда смерть — также является для нас пищей, ибо она питает нас во время нашего отдыха от учебы, когда мы, освободившись от формы, отступаем, чтобы дать оценку сыгранной нами роли в спектакле
жизни и продумать свою следующую роль.