Писатели, пишите!

— Молчать! Молчать, пока не спрашиваю! — крик прямо в ухо чуть не выбил барабанную перепонку. — Стоять смирно! Молчать! Ждать команды! Что? Лечь! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Молча-а-ать!

Петр «на автомате» выполнял команды. Ложился со вздохом. Тут же вскакивал. Молчал. Стоял смирно. Но мозги потихоньку просыпались, и начинали свое шевеление различные мысли: что не похоже это на сон, что почему никто не слышит этого крика, что когда пинают — это очень больно, что вообще — кто такая, откуда?

— Шаг вперед! Еще шаг! Что? Молчать! Лечь, встать! Лечь, встать! Шаг вперед! Два шага вперед! Пол-оборота нале-во! Налево! Убью, скотина!

Она так громко кричала, что в старинной люстре, которая досталась Петру в подарок от бабушки, звенели потемневшие от времени хрустальные подвески.

— Ты! Ты, скотина, кто такой? Быстро отвечай! Короче! Короче и яснее! Ты кто такой?

— П-петр, — заикнулся он.

— Молчать! Лечь, встать! Лечь, встать! Мне глубоко наплевать на твое имя! Лечь, встать! Я тебя научу волю любить! Лечь, встать! Кто ты такой — быстро и ясно!

— П-писатель…

— Шаг вперед! Сесть! Писать!

Он повернул голову, но тут же получил пощечину сзади.

— Не вертеться! Сидеть смирно! Руки на клавиатуру! Быстро! Писать! Кому сказано!

«Ну, ни фига себе мы вчера насобачились», — настучали пальцы.

— Так… Насобачились — это хорошо. Но в целом не по теме! Молчать! Сидеть! Писать!

— А что писать… Ой! Больно!

Пинок в бок был увесистым.

«Хорошо, что она маленькая», — подумал Петр. — «А то сломала бы ребро, запросто!»

— Что? Кто? Маленькая? Я тебе покажу — маленькая! Я тебе сломаю что-нибудь и погляжу, какая я маленькая! Молчать! Писать!

Он вывел на экран вчерашний текст, работу над которым прекратил как раз с приходом друзей. Word бесстрастно подчеркнул ошибки и непонятности. Петр почистил немного текст, добавил пару запятых, потом фразу, другую. Ниже записал возникшую мысль, развил ее в целый абзац, а потом, зацепившись, вдруг, не поднимая головы, закончил страницу.

Отвлекся, чуть скосив глаза в сторону: незнакомка с умильным выражением лица, подперев щеку рукой, опертой на подлокотник его кресла, смотрела на него, как смотрела в детстве бабушка.

— А вы, собственно, кто? — осторожно спросил Петр.

— Я-то? Да муза я твоя, дурачок. Вот, помогаю, типа… Что-о-о? Молчать! Сидеть смирно! Писать, твою мать!

Черный человек

— Так, говоришь, ты писатель?

Никто не выбивал в ночи двери, не светил в глаза ярким светом и не выкручивал руки. Все было обыденно и оттого еще более страшно. Бывает так, что все обычно, серо, буднично, но вдруг понимаешь что-то — и таким страхом окатит, таким ужасом…

Петр Николаевич Творогов был писателем. Уже давно был писателем. Он писал уже десять лет. Вот и полка специальная в комнате была им выделена под свои книги. Много книг. А чтобы книги писать, надо все подмечать, слышать, запоминать. Вот и то чувство ужаса от обыденности происходящего он когда-то запомнил. А теперь оно снова проснулось, и дрогнула, сводимая судорогой, шея, а глаза как будто сами, независимо от его желания, стремились сосредоточиться на какой-то мелочи в дальнем углу… Коленки не тряслись, нет. Они поджимались. Так, наверное, будет правильнее сказать. И руки. Не потели они и не тряслись. Просто вдруг стали совсем холодными, и даже кожа побледнела в синеву.

Человек в черном, как из фильма, как понарошку, во сне — в черном тяжелом пальто, в черной шляпе с черной шелковой лентой, черные брюки аккуратно наползали на черные блестящие ботинки с тупыми носами, неслышно ступающие по паркету. Черные перчатки. Он не снимал перчаток, водя черным пальцем по цветным корешкам.

— П-писатель, — заикнулся Петр Николаевич.

— Писатель — это хорошо. Писатели нам нужны. Писатели, чтоб ты знал, это инженеры человеческих душ. Сколько же душ попортили, эти инженеришки с купленным дипломом!

— У меня высшее образование! — обиделся даже Петр Николаевич. — Я пять лет учился!

— Да не о тебе речь, — махнул рукой в черной перчатке черный человек. — Ты же писатель, в отличие от них. Так?

Петр Николаевич даже не обижался на «тыкание». Он сразу понял, что вот этот, в черном, он может, ему разрешено, он выше.

— Писатель, да, — теперь удалось не заикнуться.

— А скажи мне, писатель, о чем вот эта книга?

Петр Николаевич пригляделся — обложки были очень уж похожими — откашлялся:

— Тут мой герой попадает в прошлые века и там начинает исправлять историю. Он проходит всю страну, завоевывает почет и уважение, становится…

— Стоп. Ты не понял, писатель. Я не спрашиваю у тебя конспект, кто там и куда пошел. Ты мне коротко и ясно скажи: о чем эта книга? Не понял? Это же твоя книга, так? Для чего она написана? О чем она?

Петр Николаевич подумал, что сказать честно, для чего написана эта книга, было бы не правильным в нынешней ситуации. Это с друзьями на кухне или в ресторане по поводу очередного издания можно было смеяться и цинично заявлять, что писано «за деньги», а вы, мол, не читайте — не для вас это. А тут как сказать?