Писатели и издатели

Работа Видиа над каждой новой книгой (а всего мы опубликовали восемнадцать) проходила в три этапа. Сначала был долгий период затишья, когда он почти не вылезал из дому, а я изнывала от любопытства и хотела видеть его как можно чаще. Затем книга попадала к нам в издательство, спокойствие ненадолго сменялось эйфорией, и мы чаще встречались, к общему удовольствию. Мне полагалось по достоинству оценить книгу, написать к ней аннотацию, подобрать обложку, которая понравилась бы всем, прочитать рукопись на предмет опечаток (Видиа так тщательно шлифовал свою прозу, что можно было и вовсе обойтись без редактуры). После публикации на Видиа нападало уныние, и, когда мы с ним говорили по телефону, от его голоса у меня сжималось сердце. Поначалу это было не страшно, но с каждым разом тоска овладевала им все больше и больше. Голос его звучал трагически, он ходил с осунувшимся лицом, постоянно твердил, что чертовски устал и что писать ему вредно (последнее повторял каждый раз). А чего он добился? Обозреватели — тупые мартышки, издатели — лентяи, от них никакого толку (впрочем, прямо он об этом не говорил, ограничиваясь многозначительными намеками). В чем же смысл? Почему он продолжает писать?

Нет ничего особенного в том, что, если писатель, уверенный в собственном таланте и имеющий признание у критиков, хочет создать бестселлер. Однако каждый издатель знает: для того чтобы получился бестселлер, вовсе не обязательно хорошо писать. Писать плохо, конечно, тоже не обязательно: некоторые бестселлеры действительно написаны ужасно, другие же — вполне прилично. Изящество стиля и оригинальность мысли здесь совершенно ни при чем. Главное, чтобы книга заинтересовала широкий круг читателей, а не только сторонников искусства для искусства. Среди последних книги Видиа продавались неплохо, но он нашел свой путь и к широкой публике — ведь в определенный момент читатели всегда чувствуют, что просто обязаныпрочитать того или иного автора. Впрочем, всегда было очевидно, что много Видиа не заработает. <…>

Обычно Видиа был недоволен публикацией, каждый раз его охватывало отчаяние, а иногда и злоба. Однажды он обрушился на меня, как ураган, заявив, что только что был в магазине «Фойлс» и не нашел там ни одного экземпляра своей последней книги, опубликованной две недели назад. <…> Мы пошли в магазин — и увидели две ровные стопки по шесть книг в каждой с надписью «Новинка». <…>

В 1975 году мы работали над «Партизанами» — его тринадцатой книгой и восьмым романом. <…> В ней описывался остров, похожий на Тринидад, пребывающий в полном упадке. В основу главной сюжетной линии были положены подлинные события: убийство англичанки Гэйл Бенсон, проживавшей под именем Хале Кимга. Убийцей был житель Тринидада, известный как Майкл X. и основавший на острове своего рода коммуну. Гейл на Тринидад привез любовник, афроамериканец по имени Хаким Джамаль. <…> Со всеми троими я была знакома: с Джамалем и Гейл довольно близко, а с Майклом только поверхностно.

Характеры же, которыми Видиа наделил своих героев, отражали его собственный взгляд на постколониальную историю Тринидада. Это были вовсе не портреты моих знакомых — Видиа их не знал. Однако сама описанная ситуация настолько напоминала реальные события, что порой мне так и хотелось возразить: «Это же неправда!» <…>

Пришло время поговорить об одной из двух моих редакторских ошибок (о другой я хотела бы вовсе умолчать). Как сотрудник издательства я прекрасно понимала: Видиа — один из самых ценных для нас авторов. И даже когда он писал не просто плохие, а из рук вон плохие книги, мы все равно их публиковали, надеясь, что скоро он вновь будет в форме. Поэтому мне оставалось только восклицать «Великолепно!» и делать это как можно убедительнее.

Вместо этого я бормотала: «Господи, что же я ему скажу?» Я ведь никогда ему не лгала, думала я, совершенно упуская из виду, что прежде в этом не было необходимости. «Если я сейчас ему солгу, как же он потом мне поверит, когда я буду его хвалить?» Теперь ответ очевиден: если бы я солгала уверенно, он бы никогда не догадался. Тогда эта идея мне в голову не пришла. После нескольких часов внутренних терзаний я убедила себя сказать правду — «во имя нашей дружбы».

Пользы это никому не принесло. Начинающий автор может исправить некоторые ошибки, если ему на них укажут, но, когда такой опытный мастер, как Видиа, создает совершенно неубедительные характеры, у него творческий кризис, и здесь уже ничем не поможешь. Так бывало с Диккенсом, когда он создавал женские образы, переживала кризис и Джордж Элиот, когда писала «Дэниэл Деронда». Сама я насквозь видела тех, кто указывает друзьям на ошибки: эти люди руководствуются весьма сомнительными соображениями. Но понять причины собственного поведения мне было не легче, чем увидеть каракатицу в облаке чернил.