Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Я не сомневаюсь в правоте Авторханова, полагавшего, что еще где-то в начале 1950‐х годов Берия, Маленков, Хрущев и Булганин решили спасти свои жизни ценой сталинской. Молотов, прекрасно знавший кремлевскую камарилью, считал такой заговор вполне возможным и не слишком скорбел по этому поводу. «Говорят, его убил сам Берия? — спросил Чуев. — Зачем же Берия? Мог чекист или врач, — ответил Молотов». И прибавил, что 1 мая 1953 года Берия сказал ему на трибуне мавзолея: «Я его убрал»; «Я вас всех спас!»[624]. Иногда, впрочем, эту заслугу приписывают Хрущеву — кажется, без достаточных на то оснований[625].

В любом случае яд, все тот же яд из юношеских стихов Сталина или из старого емичевского рожка, был бы сообразным завершением такой жизни — если она и впрямь завершилась.

Но не зря мартовские сборища, посвященные годовщине сталинской смерти, дышат смутной верой в его возвращение, сопряженное с тем же пробуждением самой земли, которое мы находим в преданиях о Сослане или Сосруко. В них тоже говорится о начале весны[626]:

Сосруко любил жизнь… Он знал, что все растет и обновляется на земле, и сказал своим убийцам:

— Отнесите меня туда, где все растет и обновляется.

Но… они зарыли Сосруко живым в землю, придавили его тяжелым камнем, засыпали землей и воздвигли огромный курган.

И с той поры каждый год в тот весенний день, когда Сосруко закопали живым в землю, оживают животные, реки освобождаются от ледяных оков, пробуждаются травы и тянутся к свету земли.

И Сосруко <…> рвется наверх, на свет, но не может сквозь подземную толщу пробиться туда, где все растет и обновляется, — и невольно льются слезы из его глаз.

Ведь здесь, в стране живых, у него еще столько дел:

Каждую весну, когда перепел кричит «куу» и начинает расти лопух, Сосруко кричит из-под земли:

— Когда небо голубое, земля зеленая, появиться бы мне на свете хотя бы на семь дней, свободно проехать по ней! Я бы вырвал глаза всем моим врагам, я бы сровнял с землей всех, кто чинит на земле несправедливость!