Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников

В поэме «Одиночество» и в особенности в очерке «Об одиночестве» Сологуб сублимировал свои юношеские фобии, связанные с расхожими представлениями о пагубности «вредной привычки», и попытался дать психологический портрет экзистенциально одинокого человека, страдающего от своего одиночества, которое в конечном результате приводит его к полной изолированности от мира, к аутизму. Этот психологический тип впоследствии занял центральное место в творчестве Сологуба 1890-х — начала 1900-х годов (Логин, Передонов).

Свои интимные переживания и наблюдения автор «Одиночества» экстраполировал на целое поколение, в набросках к поэме он обобщал: «Типы молодого поколения, еще более дряхлые, чем он сам <герой поэмы. — М.П.>. Общество относится к революции, как робкий онанист. Он смело вкусил запретного плода, — и, разбитый телом, отверг все авторитеты и всю рутину. Беспредельно смелый и свободный дух. Никогда не установится. Вечная жажда» [151].

Проблематика «Одиночества», табуированная в русской классической традиции, не мешает отнести поэму к текстам гражданского пафоса (не случайно автор посвятил ее Н. А. Некрасову). В описаниях городской жизни и городских типов чувствуется ученическое следование примерам «натуральной школы» и образцам лирики любимого поэта [152]. Рассказ о красавице Елене, матери Николая, звучит вариацией на тему рабской доли русской женщины; очевидно, образ восходит к некрасовским женским образам: Матрене Тимофеевне («Кому на Руси жить хорошо»), Дарье («Мороз, Красный нос»). Герой поэмы, мечтавший об освобождении родины от рабства и умирающий в молодости (ср.: «Не рыдай так безумно над ним, / Хорошо умереть молодым!»), возможно, соединялся в авторском сознании с известными адресатами гражданской лирики Некрасова — В. Г. Белинским и Н. А. Добролюбовым.

Несмотря на юношескую риторику и явное подражание «печальнику общего страданья», Сологуб в своей незавершенной поэме высказался достаточно определенно как оригинальный автор. Он соединил в центральном образе потенциального борца за народное счастье (героя-демократа) и порочного эгоиста; изобразил эротическую сцену под знаком поэтизации животного инстинкта (Елена отдается в лесу первому встречному — молодому барину), а картину истязания (муж сечет Елену за измену) — с оттенком сладострастия, в садомазохистской тональности.

В работе над «Одиночеством» Сологуб впервые почувствовал «свою» тему в литературе (описание «пограничных» душевных состояний — страсти, порока, болезни) и более или менее успешно овладел топикой посленекрасовской демократической поэзии. Динамика жанра (гражданская поэма) заметно противоречила содержанию произведения, однако автор еще не выработал собственных поэтических канонов. На это несоответствие обратил внимание один из первых читателей поэмы, невольно ставший ее критиком.

12 декабря 1882 года В. А. Латышев писал бывшему воспитаннику в Крестцы: «Я нахожу, что <Вы> хорошо владеете стихом (хотя, разумеется, есть подражания, но влияние оказали, очевидно, лучшие наши авторы, наиболее любимые и мною, Некрасов гораздо более других, хотя ему Вы посвятили труд). Стихи содержательны, не только звучны, в них есть значительная доля поэтичности. Вам следует продолжать и работать. Постараюсь помочь, чем могу. Но тема, выбранная Вами, по-моему, неудачна для поэмы. Кроме того, и взгляд ваш, по нашему с Ев<генией> Вас<ильевной> (супруга В. А. Латышева. — М.П.) мнению, неправилен: Вы все приписываете обстановке, между тем как наклонность к онанизму и разврату нередко лежит в самом организме, особенно организме настоящего, удалившегося от природы поколения. Еще раз — продолжайте работать, и если хотите слышать наше мнение или получить помощь, — пишите нам» [153].

На протяжении 1883 года Сологуб посылал Латышеву фрагменты «Одиночества» и просил его устроить публикацию отрывков из поэмы, в ответных письмах «оппонент» высказывал свое мнение о достоинствах и недостатках произведения и сообщал о безуспешных попытках его напечатать: «…удачнее всего описание чувств действующего лица. Менее удачно обращение к миру. Описание жизни мальчика также удачно. Но удастся ли напечатать — сказать не могу. Все зависит от личного взгляда редакторов, а знакомств между ними у меня нет. Могу обещать только одно: буду усердно хлопотать. <…> Наконец скажу, что судить о степени выдержанности типа, последовательности в развитии поэмы судить не берусь: для этого отрывок слишком мал. Меня очень интересует получить полный отрывок. Все же думаю, что с темою справиться довольно трудно; но всего важнее выбирать темы по душе» (письмо от 24 января 1883 г.) [154]; «Я переговорил с профессором Ор<естом> Миллером [155]. Он согласен взять на себя просмотр Вашей работы, и если она окажется удачной, похлопотать, но просит передать всю рукопись или значительную часть, лучше всю» (письмо от 17 февраля 1883 г.) [156].