Писарь Первой конной

— Ну, чаво, жив что ли? — спросил мужик, присаживаясь на кровать.

— А вы кто? — спросил я.

— Не узнал, што ли? Так Яков я, фельдшар, — ответил мужик, снимая с моего лба полотенце. — Ого! Знатно тебя Остап приложил, — он помолчал, и заключил. — Думаю, жить будешь.

Фельдшер намочил полотенце в бадейке с водой, и снова положил мне на лоб. Потом достал из заднего кармана бутылку с мутной жидкостью.

— Самогон будешь? — спросил он, наливая в стакан из бутылки. — Не? А я выпью. За день намаялся, душа просит.

Фельдшер допил стакан, за неимением закуски, занюхал рукавом, подмигнул мне, сунул бутылку в один карман, стакан в другой, и выходя сказал:

— Бывай здоров! Командиру так и скажу, что скоро оклемаешься.

Потом пришла Марфа, как потом я узнал, хозяйка этого дома, у нее квартировал предыдущий владелец этого тела и накормила меня. Я уже мог сидеть и уплетал перловую кашу с маленьким кусочком масла за обе щеки. Запивал парным молоком из большой глиняной кружки, закусывая краюхой домашнего ржаного хлеба. Пища простая, но необычайно вкусная.

После еды, я снова лег. То ли от удара по голове, то ли от переноса в другое тело, ноги меня держали плохо, сильно кружилась голова. Да и нужно было обдумать свое положение и выработать план дальнейших действий: что делать и как жить.

Итак, попытаюсь прокачать имеющуюся информацию. Парень в теле которого я нахожусь — казак, служит писарем у красных. Деление на красных и белых было в гражданскую войну сразу после Октябрьской революции (или большевистского переворота — это уж кому как нравится называть). Началась гражданская война в 1918 году, а закончилась на Европейской части России к концу 1920 года (на Дальнем Востоке воевали до 1922 года).

Судя по выгоревшей траве за окном сейчас вторая половина лета. Место, в котором я оказался находится скорее всего южнее Москвы. На севере воздух другой, пахнет не степными травами, а смолой от хвойных деревьев. Пока все это обдумывал и сам не заметил, как уснул.

Проснулся рано утром, голова была ясной, ничего не болело. Пощупал лоб. Шишка на месте.

На спинку кровати, на которой спал, накинута гимнастерка, постиранная и высушенная, брюки галифе. Я быстро оделся. Ноги сунул в сапоги, кое-как замотав их портянками.

Подошел к зеркалу, стал рассматривать свое новое лицо. В дом вошла Марфа с ведром свежего молока, она уже успела подоить корову. Я выпил на завтрак кружку парного молока с куском хлеба. Поблагодарил женщину и вышел во двор.

Нужно было понять, где я нахожусь, кто я такой и что я здесь делаю? Без ответа на эти вопросы, думаю, будет сложно. Тем более, что я сразу решил, что буду больше молчать и слушать что говорят другие. Иначе легко себя выдать неосторожным словом, несвойственным этому месту и времени. Судя по вчерашним событиям, люди здесь горячие, идет война, за одно неправильное слово запросто могут «к стенке поставить», то есть расстрелять (словосочетание как раз из этого времени).

Вышел во двор. Дом, в котором ночевал, был небольшой одноэтажный, стены выбелены известью, крыша крыта соломой. Такие же дома виднелись и на другой стороне улицы. Как потом узнал, вокруг раскинулось большое село Голый Карамыш, которому совсем недавно, в 1918 году был присвоен статус города. Основано село Бальцер (Голый Карамыш) в 1765 году немецкими колонистами, прибывшими в Россию по приглашению Екатерины II.

Несмотря на то, что было раннее утро и солнце только-только поднялось над горизонтом на улице было людно: ходили военные с красными звездами на буденовках, скакали всадники. У соседнего дома во дворе на завалинке сидели красноармейцы с самокрутками в руках. Густое облако махорочного дыма поднималось у них над головой.

Пока я осматривался, ко мне подошел вчерашний командир в фуражке с красной звездой.

— Ну как, Митя, здоров? Работать сможешь? — спросил он, протягивая мне руку.

— Смогу, — сказал я, отвечая на рукопожатие. А сам радостно подумал, ну надо же, меня оказывается Митя зовут, то есть Дмитрий, как и в той жизни. Уже хорошо.

— Тогда пошли в штаб. Шапку только надень.

Пришлось вернуться в дом. На гвозде над кроватью висела шапка кубанка с красной лентой, пришитой наискосок. Наверное, моя. Надел и снова вышел на улицу.

Мы вышли со двора и пошли в сторону центра этого небольшого города. Командир еще что-то хотел меня спросить, но на мое счастье к нему подошли красноармейцы. Один из них встал по стойке смирно и сказал:

— Товарищ военный комиссар, разрешите обратиться? У нас тут спор вышел. Товарищ Ленин за какой Интернационал, за 2-й или за 3-й?

Я удивленно посмотрел на красноармейцев, уж очень эта сцена напоминала известный фильм «Чапаев» с актером Борисом Бабочкиным в главной роли. Смотрел я его недавно, поэтому хорошо помнил, что должен был ответить комиссар.

— Товарищи, Ленин за 3-й Интернационал, потому что он его и создал, — сказал комиссар, — лидеры 2-го Интернационала предали интересы рабочего движения и веры им нет.

— А-а, понятно, — ответил красноармеец, оглядываясь на товарищей.