— Ну, молодой человек, приехали домой на каникулы? Честное слово, вы необыкновенно выросли.
Я довольно холодно пожал ему руку. «Лучше бы я не приходил», — подумал я.
— Дайте-ка я вам налью чашку хорошего крепкого чая, — предложила миссис Дриффилд.
— Я уже пил.
— Ну, выпейте еще, — вмешался Лорд Джордж с таким видом, как будто хозяин здесь он, что было вполне в его духе. — У такого здорового парня всегда должно найтись место еще для одного бутерброда с джемом, а миссис Д. отрежет вам кусочек пирога своими собственными прелестными ручками.
Чайная посуда была еще на столе, за которым они сидели. Мне подставили стул, и миссис Дриффилд дала мне кусок пирога.
— А мы как раз уговаривали Теда спеть нам песню, — сказал Лорд Джордж. — Давайте, Тед.
— Спой «Все из-за того солдата», Тед, — сказала миссис Дриффилд. — Мне она очень нравится.
— Нет, спойте «Тут взялись мы за него».
— Смотрите, как бы я не спел обе, — пошутил Дриффилд.
Он взял с пианино банджо, подстроил его и запел. У него был прекрасный баритон. Я привык к пению: когда у нас устраивали званый чай или когда мы шли в гости к майору или доктору, гости всегда приносили с собой инструменты и оставляли их в передней, чтобы не казалось, будто они навязываются со своей музыкой и пением. Но после чая хозяйка спрашивала, принесли ли они инструменты, они робко признавались, что принесли, и если это происходило у нас, меня посылали за ними. Бывало и так: какая-нибудь молодая дама говорила, что она совсем уже забросила музыку и ничего с собой не взяла, и тогда вмешивалась ее мать и говорила, что инструмент захватила она. Но пели они не комические песенки, а «Напев Аравии», или «Доброй ночи, любовь моя», или «Королеву моей души». Однажды на ежегодном концерте в собрании мануфактурщик Смитсон спел комическую песенку, и, хотя в задних рядах бурно аплодировали, общество нашло, что в ней нет ничего смешного. Возможно, так оно и было. Во всяком случае, перед следующим концертом его попросили более тщательно выбирать, что петь («Не забудьте, мистер Смитсон, здесь присутствуют леди!»), и он исполнил «Смерть Нельсона».
Следующая песенка Дриффилда была с припевом, который рьяно подхватили дядин помощник и Лорд Джордж. С тех пор я слышал ее много раз, но могу вспомнить только четыре строчки:
Когда песенка кончилась, я, как хорошо воспитанный человек, обратился к миссис Дриффилд:
— А вы не поете?
— Петь-то пою, но так, что молоко прокисает, и Тед не очень это приветствует.
Дриффилд отложил банджо и закурил трубку.
— Ну, а как подвигается твоя книга, Тед? — дружески спросил Лорд Джордж.
— Да ничего, работаю.
— Чудак ты, Тед, со своими книгами, — засмеялся Лорд Джордж. — Почему бы тебе не остепениться и не заняться для разнообразия чем-нибудь приличным? Я бы взял тебя к себе на работу.
— Да мне и так хорошо.
— Оставь его в покое, Джордж, — сказала миссис Дриффилд. — Ему нравится писать, и я думаю так: пока это доставляет ему удовольствие, пусть его.
— Ну, конечно, я не говорю, что понимаю что-нибудь в книжках… — начал Джордж Кемп.
— Так и не рассуждай о них, — перебил с улыбкой Дриффилд.
— По-моему, человек, который написал «Тихую гавань», может этого не стыдиться, — сказал мистер Гэллоуэй, — что бы там ни писали критики.
— Слушай, Тед, я знаю тебя с детства и все-таки не смог ее прочитать, как ни старался.
— Нет, нет, не надо говорить о книгах, — вмешалась миссис Дриффилд. — Спой нам еще, Тед.
— Мне пора, — сказал дядин помощник и повернулся ко мне. — Мы можем пойти вместе. Дриффилд, вы дадите мне что-нибудь почитать?
Дриффилд указал на кучу новых книг, наваленных на — столе в углу.
— Выбирайте.
— Боже, сколько их! — сказал я, жадно на них глядя.
— О, это все дрянь. Прислали на рецензию.
— А что вы с ними делаете?
— Отвожу в Теркенбери и продаю, за сколько могу. Все-таки подспорье.
Дядин помощник выбрал несколько книг и вышел вместе со мной, неся их под мышкой.
— Ты сказал дяде, что идешь к Дриффилдам? — спросил он.
— Нет. Я просто вышел погулять, и мне вдруг пришло в голову к ним заглянуть.
Это, конечно, не совсем соответствовало действительности, но мне не хотелось говорить мистеру Гэллоуэю, что, хоть я уже практически взрослый, дядя мало с этим считается и вполне может запретить мне видеться с людьми, которые ему не по душе.
— На твоем месте я бы не стал об этом рассказывать без особой нужды. Дриффилды — хорошие люди, но твой дядя их не очень одобряет.
— Знаю, — сказал я. — Все это чепуха.
— Конечно, они простоваты, но пишет он неплохо, и, если подумать, в какой обстановке он вырос, вообще удивительно, что он пишет.
Я понял, куда он клонит, и обрадовался. Мистер Гэллоуэй не хотел, чтобы дядя знал о его дружбе с Дриффилдами. В любом случае я мог быть уверен: он меня не выдаст.