– Зачем? – скривила рот Амалия. – Она просто запрет домик, закроет ставни и больше не войдет туда. И в бане, на кухне, в полу сделан погреб, крышка его у стены расположена. Тетке останки только до люка дотащить, вниз скинуть, и все. Здание станет пирамидой для ее дочери.
– Нелогично, – пробормотала я. – Если все так просто, то следовало подсыпать вам яд и потом воспользоваться погребом, о котором я не знала. Почему вас не убили? Что хотела мать?
– Отомстить за свою загубленную жизнь, – вздохнула Хоф. – Мама посадила меня на цепь, кормила плохо и мало. Хорошо хоть, вода была, я могла дойти до раковины. Но порой на мать нападало хорошее настроение. В один из таких моментов она рассказала про моего отца, Ивана Хофмайстера. Он русский, очень богатый человек, женат, но это не мешало мужчине всю жизнь по бабам таскаться. Где они познакомились, не знаю. Ивану тогда за шестьдесят было, жене на десять лет меньше, детей у них не было. Хофмайстер переживал, кому его деньги и имущество достанутся. Мама поняла, что вот она, жар-птица с мешком золота, сумела соблазнить пенсионера и живо забеременела. Любовнику она о своем положении сообщила, когда оказалась на пятом месяце. Живот у нее почти не виднелся, аборт делать было поздно. Мамин расчет оправдался. Хофмайстер, узнав о том, что станет отцом, пришел в восторг и поспешил домой объявить супруге о срочном разводе. Что там произошло? Никто не знает. Но под утро Иван пьяным сел за руль, помчался по набережной, не справился с управлением, пробил ограждение. Автомобиль упал в Москву-реку. Когда машину вытащили, в ней нашли труп. А его жена утром села в частный самолет и улетела в Израиль. Это государство преступников не выдает. Мама осталась одна. Родилась я, ненужная, нелюбимая девочка. Вот такая красивая история! Могла бы в нее поверить! Но прекрасно знаю имя своего отца – Данила Иванович Беркутов. В курсе, что мама меня от него родила… И выложила ей все: про траты на элитную школу, мою одежду, еду, про то, как мне ничего из денег не доставалось, про письмо Данилы Ивановича ко мне. Она переменилась в лице и заорала: «Сдохнешь тут!..»
Хоф не договорила, замолчала.
– Что она от вас хотела? – снова спросила я. – Какие требования выдвигала? За что обещала выпустить?
– Она бы никогда меня не освободила! – в сердцах воскликнула моя собеседница. – Что требовала? Ничего! Ей просто нравилось меня мучить.
– Пока живы, вы угроза свободе своей матери. Вдруг вы удерете?
– Говорила уже, подобное невозможно, – процедила больная.
– Раз в год и незаряженное ружье стреляет, – процитировала я Ивана Никифоровича.
Муж всегда произносит эту фразу на совещаниях, если кто-то говорит: «Но это невозможно!» Я с ним согласна, невозможное возможно.
– Устала, – пожаловалась женщина, – голова кружится.
Я в упор посмотрела на Хоф.
– Ухожу. На прощание сообщу: входную дверь, центральную, ту, через которую в здание попадают посетители, запирают на ночь. Но дверь, возле которой тормозит «Скорая», никогда не закрывается. Охрана в клинике есть, но она состоит из обычных мужчин, оружия у них нет. Вырубить такого секьюрити легко.
Я встала и подошла к окну.
– Ваша палата не на первом этаже, даже не на втором, поэтому решетка отсутствует. А теперь представим ситуацию. Вы заснули, два часа ночи, темно на дворе, тишина. А по внешней стене здания с легкостью поднимается хорошо обученный человек, который затем капает отраву в воду. Это сложное решение задачи по вашему устранению. Есть вариант попроще – договориться с кем-то из медперсонала. Коллектив большой, всегда можно найти того, кто деньги любит. Да, вам стало лучше, а потом бац – и конец! Сердце остановилось! Случается подобное. Пока сидели на цепи, вы не представляли особой опасности. Теоретически из плена можно сбежать, но практически удрать сложно. Наталья не теряла надежды получить от вас то, что ей надо. Сейчас расклад изменился, вы угроза свободе и сытой жизни Рыбкиной. Предположим, она прикинется сумасшедшей – ну, вроде как сама собой не руководит. Тогда ее не отдадут под суд, но поместят в психиатрическую клинику. Имейся у меня выбор – пребывание в общем режиме на зоне или содержание в лечебнице для сумасшедших, – я бы захотела первый вариант. Думаю, вы знаете ответ на вопрос, с какой целью мать посадила вас на цепь, но не хотите рассказать всю правду. До свидания. Подумайте до завтра о том, что вам сейчас сказала. Очень надеюсь, что завтра для вас настанет и я смогу до вас дозвониться.
Амалия молчала. Я направилась к двери.
– Татьяна, вернитесь, – прошептала больная.
– Денег мало не бывает, – произнесла я, войдя в нашу спальню.
Иван Никифорович, который читал в кровати, отложил книгу.
– Мысль правильная.
Я села в кресло.