Пират

Я не помню, сколько человек вышло вперед — дюжина или около того. Капитан Берт отобрал шестерых и сказал, что я их новый капитан. Потом корабли расцепились, и мы пошли полным ходом.

Перво-наперво я взял курс на Порт-Рояль. Затем приказал вывести на палубу женщин и детей, а также одну группу рабов, скованных общей цепью. Цепную команду, так это вроде бы называется. Таким образом мы получили возможность вымыть помост, где они сидели, морской водой из шланга, а также промыть сточные желоба. Разумеется, после этого грязную воду надлежало выкачать вместе с нечистотами. Работа была трудоемкой, и мои люди сказали, что на нее следует поставить рабов. Я согласился, и мы выбрали четырех рабов покрепче и поставили у помп.

Через час я отправил первую цепную команду вниз и приказал вывести на палубу вторую, потом третью и так далее в течение всего дня. Ближе к ночи некоторые мужчины начали недовольно поглядывать на меня, а потому я подошел к Маньяну и крепко ему врезал.

Он упал, но тут же вскочил на ноги и попытался выхватить свою абордажную саблю. Я опередил Маньяна, вырвал у него саблю и зашвырнул на ют. (Лесаж отошел от штурвала на минуту, чтобы подобрать саблю для меня, хотя тогда я не знал этого.)

Мы снова сцепились, и вскоре кто-то бросил Маньяну кинжал. Он полоснул меня пару раз, прежде чем я выхватил клинок у него из руки, положил его на обе лопатки и приставил острие к носу.

— Если ты еще хоть раз возникнешь, я вгоню кинжал тебе в глаз по самую рукоятку, ясно?

Потом я рассек Маньяну нос с одной стороны. Так иногда поступают с провинившимися рабами, только нос рассекают с двух сторон. Но тогда я не знал этого.

Когда я поднялся на ноги, из ран у меня хлестала кровь. Я сказал остальным четверым пиратам, что не стану выяснять, кто бросил Маньяну кинжал, но оставлю тот у себя. Я сказал, что они должны отдать мне и ножны тоже, иначе им несдобровать.

Затем я ушел в капитанскую каюту. Я видел там медицинские принадлежности, когда мы с Лесажем искали ключи. Я взял бинты и попытался перевязать порезы. Дезинфицирующего средства там не оказалось, но я нашел графин бренди и обильно поплескал из него на раны. Я уже наложил повязку на бок и пытался перевязать правую руку, когда в каюту постучали. Такой тихий, робкий стук, словно за дверью стоял страшно напуганный человек, и я понятия не имел, кто это может быть.

Открыв дверь, я увидел на пороге молодую рабыню, которую мы с Лесажем утром обнаружили в платяном шкафу. Она протянула мне ножны и сказала, что другие господа отдали ей это и велели постучать. Я говорю «сказала», но в действительности она объяснялась наполовину жестами. Она знала пару сотен испанских слов, и произношение у нее было таким скверным, что мне приходилось заставлять ее повторять некоторые слова по многу раз. Я спросил: «Как тебя зовут?» — и она ответила: «Сантьяга». Когда девушка закончила перевязывать мне правую руку, я сумел вытащить из нее настоящее имя — Азука.

Азука подошла к капитанской койке и приготовилась к тому, что, по ее разумению, должно было произойти дальше. Когда я велел ей уйти, она расплакалась. Другие женщины бьют ее, сказала она, и насмехаются над ней, поскольку мы убили ее мужчину. Думаю, главным образом над ней насмехались: я не видел никаких заметных следов побоев. Ни опухших глаз, ни разбитых губ, ничего такого. Так или иначе, я сказал, что меня это не касается и женщинам очень скоро надоест издеваться над ней.

Тогда она спросила, не возражаю ли я, если один из других господ станет ее новым мужчиной.

— Нисколько, — ответил я.

Как насчет того, который стоит у штурвала?

Я сказал, что ничего не имею против, только ей придется подождать, когда он сменится — то есть закончит свою работу.

Азука улыбнулась и вышла прочь.

Капитанская каюта располагалась прямо под ютом, как принято, и за кормовой переборкой проходили трубы якорных клюзов — поэтому я слышал почти весь разговор, состоявшийся наверху. Девушка не говорила по-французски, а Лесаж почти не говорил по-испански, но они поняли друг друга быстро, за считанные секунды, которые понадобились бы мне на шнуровку одного ботинка. Азука была голая, и, вероятно, это помогло делу.

Когда разговор закончился, я вложил свой новый кинжал в ножны, прицепил к поясу и внимательно осмотрел каюту. Оружейный рундук стоял под капитанской койкой, а ключ от него находился в связке, найденной нами ранее. Кроме четырех мушкетов, в рундуке ничего не было, пока я не положил туда оружие, подобранное на палубе после абордажа. Думаю, большинство абордажных сабель и пистолетов были выданы команде, как только корабль подошел к берегам Африки. На невольничьем судне всегда существует вероятность мятежа рабов.