Пирамиды

Не случайно все открытия в области высшей математики совершаются в жарких странах. Тому своим физиологическим строением способствуют все верблюды: взять хотя бы презрительное выражение их морд и знаменитый изгиб губ – естественный результат их способности к извлечению квадратного корня.

Как правило, врожденную способность верблюда к высшей математике, особенно к баллистике, склонны недооценивать. В процессе борьбы за существование баллистическое чутье у верблюда развилось так же, как координация руки и глаза у человека, мимикрия у хамелеона и известная способность дельфинов к спасению утопающих – спасать утопающих куда лучше, чем перекусывать их пополам, ведь это может быть превратно истолковано другими людьми.

То, что верблюды гораздо умнее дельфинов, – научный факт [20].

Верблюды очень, очень сообразительны. Они быстро поняли: наиболее благоразумный выход для неглупого животного, если оно не хочет, чтобы его потомки проводили чересчур много времени на лабораторном столе с вживленными в мозг электродами, приклеивали мины к днищам кораблей или попадали под опеку немилосердных зоологов, – это держать свою сообразительность втайне от человека. Еще издавна они стали вести такой образ жизни, который, хотя и заставлял их время от времени выступать в роли вьючных животных и подвергаться побоям погонщиков, взамен обеспечивал приличное питание, уход и возможность безнаказанно плюнуть человеку в глаза.

Данного верблюда, на котором сидели сейчас Теппик и Птраси, верблюда, который в результате многовекового эволюционного отбора научился подсчитывать количество песчинок, по которым ступал, закрывать ноздри, когда то было необходимо, и выживать без единой капли воды под лучами палящего солнца, – этого верблюда звали Верблюдок.

И это действительно был величайший математик в мире.

Сейчас Верблюдок размышлял примерно вот о чем: «Похоже, мы имеем дело с растущей в диапазоне от нуля до примерно сорока пяти градусов пространственной нестабильностью. Любопытно. В чем же причина? Примем v равным трем. Тау – четырем, чав-чав-чав. Пусть Каппа-игрек будет открытой Зловонником [21]областью дифференциального давления с четырьмя гипотетическими вращательными коэффициентами…»

Птраси стукнула Верблюдка по голове сандалией.

– Ну же, шевелись давай! – взвизгнула она.

«Следовательно, – размышлял Верблюдок, – H движущих сил равно v делить на s, чав-чав-чав. Таким образом, в гиперсиллогической записи…»

Теппик оглянулся назад. Странно искаженный ландшафт понемногу обретал привычный вид, и Диос…

Выбравшись из дворца, Диос смог-таки отыскать нескольких стражников, в которых страх перед неповиновением приказу возобладал над ужасом перед таинственно искаженным миром.

Верблюдок между тем стоически продолжал жевать: «…Чав-чав-чав, которая дает нам любопытный случай укороченного колебания. Каков же период осцилляции? Примем период равным x. Время равно t. Тогда начальная периодичность составит…»

Птраси и так и сяк колошматила его по загривку, награждала такими ударами пяток, которые заставили бы какого-нибудь неандертальца завыть от боли и начать биться головой о стену.

– Встал как вкопанный! Может, ты попробуешь?

Теппик вложил в удар всю силу, но над шкурой Верблюдка лишь поднялось облако пыли, а пальцы Теппика на какое-то время онемели, будто он стукнул по мешку, набитому вешалками.

– Ну же, пошел, – стиснув зубы, пробормотал он.

Диос поднял руку.

– Именем царя, стойте! – воскликнул он.

Стрела вонзилась в горб Верблюдка.

«…Составит шесть и три десятых в периоде. Преобразуем. Сокращаем. Итого… ого!… 314 секунд…»

Верблюдок несколько раз, наподобие перископа, повернул свою длинную шею. Его большие мохнатые брови осуждающе изогнулись, сузившиеся желтые глаза пристально уставились на верховного жреца, и, ненадолго оставив в стороне заинтересовавшую его проблему, верблюд стал припоминать те издревле знакомые ему расчеты, которые его порода за много веков успела довести до совершенства.

«Предположим расстояние равным сорока одному футу. Скорость ветра – два. Вектор – одна восьмая, чав. Вязкость равна семи…»

Теппик достал метательный нож.

Диос набрал в грудь побольше воздуха. «Сейчас он прикажет стрелять по нам, – подумал Теппик. – Меня застрелят моим же собственным именем в моем же собственном царстве».

«…Угол равен двум пятым. Чав. Огонь».

Залп был достоин восхищения. Ком жвачки, пущенный в соответствии с рассчитанной согласно всем законам баллистики траекторией, шмякнулся Диосу в лицо с таким звуком, какой может издать только полфунта полупереваренной травы, и более ничто на свете.

Последовавшая тишина была чем-то сродни стоячей овации.

И снова все вокруг принялось медленно искажаться. Нет, затевать потасовку здесь определенно не стоит. Верблюдок взглянул вниз, на свои передние ноги.

«Предположим количество ног равным четырем…»