Пирамида, т.2

Меж тем кончался срок, данный ангелу на раздумье. Любой его ответ становился роковым, ссылка на утраченный дар была бы воспринята как отказ от эпохального послушания с обычными последствиями опалы. Из ночной исповеди вождя Дымков усвоил лишь внешнюю сторону возлагаемого на него поручения – руку просунув в темное нутро человеческое, благо собственная у того оказалась коротка, поослабить одну там заветную, перекрученную гаечку, пока с нарезки не сорвалась. Преобразование заключалось в бескровном и, под анестезией чуда, безболезненном закреплении мозгового потенциала людей на уровне как раз евангельской детскости, то есть в стадии перманентного безоблачного блаженства. В общем, сущие пустяки, тем более что дальнейшая эволюция отнюдь не возбранялась при условии надежных генетических фильтров, гарантирующих серийность людского воспроизводства – без обгона материнской среды со стороны более одаренных особей, то есть исключающую социальные бури равновесную социальную гармонию. Но предпринятая против ангела сразу по его прибытии коварная интрига к тому и сводилась, чтобы вовлечь его в неблаговидные, желательно необратимые поступки, и в конечном итоге сделать из него невозвращенца. Хотя он теперь, ввиду неполноценности своей, и не умножил бы своею особой преисподнего воинства, однако при досадном равенстве сил и простая фига, из рукава показанная противнику, может доставить известное удовлетворение. Хуже всего, что с утратой защитного чутья Дымков переставал понимать масштаб затеянной вкруг него азартной игры, в которой призом становился он сам.

Для лучшего постижения дымковской безысходности Никанор Васильевич накидал вкратце поэтапный обзор этой бессовестной авантюры, послужившей сюжетным каркасом настоящего повествованья. Он сразу оговорился о праве мыслителя группировать факты до образования стройной геометрической фигуры подобно тому, как древние для удобства обращения со светилами объединяли их в созвездия самых фантастических наименований. Описанные события, сказал он, надлежит рассматривать в плане извечной вражды Ормузда с Ариманом, хотя, несмотря на поэтичность религиозных концепций, она по неприличной страстности и напоминает порой отношения не поладивших базарных теток. «Впрочем, давно известно, что в рассуждениях своих мы наделяем их делами и мыслями нашего интеллектуального уровня»... Итак, гамбитным, двойного действия, маневром корифея стал фининспекторский выпад с непомерным налоговым обложением, по уплате коего с помощью чуда ангел подпадал под статью уголовного кодекса. Пускай в ту пору ему не составило бы труда ускользнуть от возмездия, все же милицейский привод с оглаской служебного инкогнито не сошел бы ему безнаказанно. Смежный химкинский вариант, если бы Дуня решилась тогда продать режиссеру загадочную дверь в изнанку действительности, грозил еще худшими последствиями в виде скандального шлягера о похождениях командировочного ангела. А так как кино даже в эпоху грознейших демографических проблем все еще не обходится без универсальной, по старинке, любовной приправы, то раскрытие всеважнейшей конструктивной тайности бытия, способное вызвать переполох в науке, тем ловчее увязывалось с темой, что туда можно было частично перенести амурные шалости кавалера с церковной колонны. Недостающие интимные подробности режиссер в преизбытке получил бы от исполнительницы заглавной роли, ближайшей приятельницы своей, наконец-то выходившей на простор мирового экрана, если подпустить закулисную молву о ней как фактической героине изображаемых событий... Особо бросается в глаза, подчеркнул Никанор, к окончательному завихрению моих мыслей, прицельная дальновидность адского сценариста, заблаговременно приступившего к подготовке охотничьей облавы на ангела с обстоятельнейшей разработкой эпизодов и действующих персонажей. С одной стороны, еще в детском возрасте, якобы волей покойного Джузеппе, в лице нищего мальчика с Подола был намечен режиссер сенсационного фильма в прославление любимой внучки, с другой же, задолго до старо-федосеевской эпопеи стала строиться одновременная версия с упором на вышеупомянутых Аблаева и Вадима Лоскутова, в качестве движущих фабульных пружин. И правда, нельзя не признать исключительную точность сплетающихся в нужном месте ситуаций со всесторонним показом как главных участников, также и обоих трагических статистов.