Первый выход из дому состоялся сразу по возобновлении гастролей Бамба. Не могла отказаться от наркотического опьянения, доставляемого почтительным вниманием публики, ничуть не меньшим чем в отношении героя дня на арене: слишком привыкла быть у пульта назревающих вокруг событий. Как всегда, приехав ко второму антракту, она через служебный вход поднялась было на свое законное место, но выставленная в проходе охрана не пропустила ее в директорскую ложу. Туда прибыл мало кому известный и даже, казалось бы, промежуточного ранга сановник, даже не полувождь, административная значимость коего обозначалась лишь количеством по всем щелям расставленной охраны да разве только особо оскорбительными приемами обращения, какого Юлия не испытала от самого Курандина при точно такой же случайной встрече. Высокомерно начальственной печалью, из-за необходимости копаться в грязи, был окрашен состоявшийся на вонючем лестничном сквозняке допрос Юлии насчет ее социальных координат, также – истинной цели проникновения в цирк без билета и необычным путем, – но еще более раздражала неторопливая пунктуальность, с какой чуть не по секторам сличали ее внешность с фотографией в документе и кончиками пальцев затем исследовали содержимое сумки, прежде чем отпустить... всякая мелочь полицейского прикосновения приводила Юлию в бешенство. Не вступая в пререкания, она прямиком отправилась рассказать о случившемся Дымкову, чтобы тот длинной рукой проучил зазнавшегося вельможу, но сообразила по дороге, что жалоба ее означала прощение предполагаемому защитнику за еще худшее оскорбленье... Как всегда, публики было чуть не вдвое больше проданных мест. По круговому променуару в два встречных потока текла пестрая зрительская масса, распаренная не столько даже аммиачной конюшенной духотой, как волнением предстоящей необыкновенности. Пока колебалась, идти ли, Юлию понесло толпой: ничего, пусть смотрят на сверженную королеву! Ее замечали и сторонились, склоняя головы под предлогом заблаговременного протирания биноклей, и тем пристальней к ним под носовые платки засматривали особые инспектора, выуживая контрабандные фотоаппараты. Обильная иностранная речь подтверждала возрастающий зарубежный интерес к иллюзиону Бамба, способному, при некоторых условиях, затмить все прочие сенсации века. Как раз двое у Юлии за спиной беседовали по-немецки о мимолетной заметке в заграничной прессе, где московский корреспондент тоном комического прогноза, вполне всерьез, однако, предсказывал цирковому аттракциону грозную будущность в арсеналах наступающего коммунизма, – но ничье признанье, хотя бы мировое, не могло смягчить ее гнева. Когда же кто-то из старых приятелей отца детским именем назвал ее сбоку, вовсе не обернулась во избежание расспросов о постигшей ее катастрофе, тень которой еще отражалась в ее лице.
Совсем недавно глохла и слепла от ярости, заслонившей все на свете, поостывшая теперь в ноющую потребность отплаты – не сановнику, конечно, занявшему ее тронное место наверху. Сколько же полезных открытий по части мщенья было сделано Юлией за минувшие дни добровольного заточенья! Казалось бы, каким инструментом добраться туда, в середку ангела? Но ведь убойные качества кинжала определяются не только твердостью металла, длиной жала, тонкостью заточки, даже не механическим расчетом лезвия, для лучшего преодоления среды или веществом подсобного действия, заранее нанесенного на режущую поверхность, но в неменьшей степени морально-психологическими обстоятельствами, вроде внезапного удара и выбора самой точки пораженья, откуда орудию легче проникнуть за пределы, обусловленные его техническими параметрами, желательно в самый мозг жертвы. И престранное совпадение, едва подумала о внешнем виде кинжала и подходящей для него руке, тотчас наткнулась взглядом на мелькнувшее в потолке узкое, как бы затесанное лицо. Значит, и он различил ее одновременно, потому что видно было, как дернулись от неприятной неожиданности его усики, и потом произошла стремительная эволюция взаимоотталкиванья, отражавшая механизм их тогдашних, на разрыве остановившихся отношений.