Пирамида, т.1

– Да, я тоже читала где-то, что даже при казни импульсивное сопротивление смерти нередко выражается физиологическим актом такого рода... и будто бы даже яблоня, если проволочным кольцом сдавить шейку у корня, бурно цветет по весне, цепляясь за жизнь, в напрасной попытке продлить себя хотя бы потомством... – не без отвращенья сказала Юлия. – Как признанному эрудиту, вам знакома ли история некоего Абеляра и его любви?.. Слыхали также, когда много спустя последовало великодушное монастырское распоряженье хотя бы посмертно соединить несчастных любовников, то якобы кости Элоизы сами потянулись из гробницы принять в свои объятья возвращающегося супруга. Все-то вы на свете знаете, мудрец, только с изнанки, с обратной стороны! Такая банальная с виду любовная тема не нуждается в вулканической или дворцовой обстановке, и не ваша в том вина непониманья. Значит, не все цветы распускаются на всякой почве и, как показывает любая революция, выросшие в нищете лишь с печальным запозданием постигают политическую важность событий, творящихся где-то там, в презренной глубине наших душ... Так вот, получился бы скандальный, с противным душком кощунства шлягер на уровне модного в Европе экранного товара. Орхидейно процветая на чьих-то великанских останках, за ширмой идейного передовизма, вы никогда не создадите эпохального шедевра, о котором мечтаете. Сегодня художнику мало одного таланта, тут нужна гениальность...

– И в чем пани видит разницу? – с профессиональным интересом осведомился режиссер, привлеченный вполне уже товарной, для экрана годной ситуацией интеллектуального преображенья.

– Ну, в том хотя бы... если талант в конце концов неизменно справляется с поставленной целью, то гениальность на каждом узловом этапе внезапно осеняется дополнительными сверхзаданиями, которые множатся с приближением к финалу. Гений несчастней любой бездарности, не сознающей своих очевидных преимуществ в смысле творческого удовлетворенья.

Новичок в затронутой области, она мысль свою выразила попроще в смысле точности, но Сорокин понял, потому что, укомплектованный званиями и медалями, сам постоянно мучился поиском некоего обязательного в искусстве универсального иероглифа, способного изъяснить все роковые трудности эпохи. Тут он вторично, с почтительным недоверием покосился на спутницу за рулем, обеспокоенный чрезвычайной осведомленностью по части проблем, которые считал закрытой темой своей касты.

Профессиональному киносюжетчику нетрудно было определить источник фундаментальной осведомленности этой избалованной и надменной, хотя уже не слишком молодой и оттого в товарном аспекте почти доступной плебею дамы, тем самым вдвое прельстительней прежнего, но и тем более ненавистной, ибо до такой степени унаследовала от деда династические права артиста, что участившиеся последнее время вспышки бунта всякий раз быстро гасились чувством безоговорочного подчиненья. «Итак, в своих очередных невзгодах пани отвергает художественный аккомпанемент искусства, она предпочитает лоно природы с уединеньем по-тарзаньи, в шалаше?» – многословно и невпопад от гнева собирался уколоть ее режиссер, но вместо того почтительно и наугад, из сочувствия к серьезности заболеванья, коснулся локотка Юлии.

Даже почудилось ему, что, как в древнем Киеве когда-то, она насмешливо подсматривает за ним сверху, сквозь балясины черной дубовой лестницы:

– Всегда и высоко ценил исключительную проницательность, порою даже династическое сверхбогатство достоуважаемой пани, тем не менее... Откуда ей известно все это?

– Ну, всякое сверхбогатство сродни гениальности в том, что весь свой век трагически бегут за неведомой целью, никогда ее не достигая, – сухо и жестко посмеялась та. – Скоро все само собой раскроется по прибытии на место, потерпите еще немножко... кстати, на чем мы остановились? Да, я хотела прибавить лишь, что с детства, натерпевшись рабства и нищеты, вы слишком окаменели изнутри, Сорокин, чтобы творчески заболеть чьей-нибудь посторонней судьбою, в том числе и моей...

– Если эта заслуженная кара за все еще не сбывшийся фильм с вашим участием, – стал оправдываться режиссер, – то кто же виноват, что от нас требуется лишь бытовое ремесло в рамках политического тезиса и текущей хозпотребности. Невольно вспоминается герцог итальянского Возрождения, заставлявший гения лепить статуи из выпавшего снега: пока не стаял. Сменившиеся боги прошлого тоже воспринимали доставшееся им наследство – пергамент, мрамор, металл и даже кирпич – как даровое сырье для собственных нужд. Нынешние вдобавок, озабоченные скоростной перестройкой мира и приспособляя памятники старины под всякую хозяйственную надобность, вовсе не спешат новые дарить потомкам, а ведь пора бы!.. Тем не менее я не устаю искать приемлемую, в наших условиях, сценарную канву для вашего триумфа, даже несмотря на все новые препятствия...