Пирамида, т.1

В начале знакомства с Дымковым Юлия увидела в нем всего лишь даровитого манипулятора и, не исключалось, даже восходящую звезду иллюзионного жанра, при этом, как нередко бывает с начинающими гениями, фигуру забавную, угловатую и несколько утомительную в смысле однообразия приемов, которыми ее спутник старался прикрыть свою вопиющую провинциальность. И верно, оставшись с нарядной дамой наедине и, видимо, страдая от неспособности к изысканной речи пополам с хохмами высшего интеллектуального разряда, он то и дело пытался развлекать ее фортелями балаганной магии, причем от некоторых почему-то приятно-холодящие мурашки бежали по спине. Но в том-то и заключалось важнейшее психологическое свойство крайнего скепсиса, нередко достигающего тех же открытий с обратного конца, что на Юлию произвели впечатленье не каскадно, у ней на глазах, совершенные Дымковым акты подлинного чудотворенья или шутливая легкость проявленного им тогда дикого и в земных условиях даже небезопасного могущества, но именно заправдашний, получасом позже повергший его наземь припадок страха на грани смертного ужаса, в самозащиту от неведомого ей виденья выкинутые вперед руки и совершенно птичье, с перекошенных губ сорвавшееся бормотанье, ей самой передавшаяся неподдельная дрожь, а главное, обнаружившееся затем, по счастью, временное бессилие просто вернуть себе утраченное благообразие хотя бы в степени обязательной для дневного появления в городе, к тому же за всю дорогу домой не было произнесено ни слова... Вот что убедило Юлию в его действительной принадлежности к тем, за кого себя выдавал, чем, кстати, подтверждалось наличие сокровенных тайн в мнимой пустоте за пределами воображенья. В приоткрывшийся странный мир Юлия вступила робко, не смея коснуться мыслью одновременно манящей издалека и холодом зияющей неизвестности, когда же врожденный практицизм навел ее на поиск наиболее рационального применения находки, а по слухам высшее удовлетворенье на уровне полусчастья достигается вложением жизни своей в некий общечеловеческий подвиг, оплачиваемый затем в потомках посмертной славой, святостью и сытостью, то за отсутствием других средств она и выбрала себе самый доступный женщинам путь скорбного материнства. К слову, день ото дня и под воздействием поистине царственных подарков все возраставшее доверие Юлии к небесной сущности Дымкова никогда не переходило в религиозное поклонение ему, скорее наоборот, потому что именно ей приходилось усердно и без особого успеха обучать ангела правилам хорошего тона, без чего тяготилась появиться с ним в своей ревнивой, недоброй и насмешливой среде. Однако время шло, и Юлия с незнакомым дотоле волнением примеряла на себя доставшуюся ей роль библейской прабабки поколений, а ее партнер медлил почему-то, не догадывался о возложенных на него ожиданиях.

В ход были пущены все интеллектуальные чары женского обольщения вроде заинтересованной внимательности, молчаливого и восторженного восхищения, мимолетной заботливости, – нехватка артистических способностей возмещалась притворством, почти жгучей, к тому времени, ненавистью. Ничто не достигало цели, даже с прозреньем иногда применяемые, наводящего легкомыслия вопросы, так сказать, приглашение к самовольным поступкам сильнейшей стороны. Оставались в запасе самой природой придуманные, грубые приемы безотказного действия – тактика ускользания, автоматически умножающая натиск противника за счет охотничьей ярости преследования, – наконец наиболее верное, потому что с мольбой о пощаде, сопротивленье перепуганной девственности, пробуждающей еще более темные инстинкты. Несмотря на безвыходность положения, Юлии претила перспектива – с ее именем и внешностью стать наставницей греха при безусом юнце... Кроме того, в обоих случаях требовалась хоть малая инициатива противной стороны, чего как раз не наблюдалось. Единственное действие предпринятых мер сказалось в том, что Дымков под конец стал болезненно переживать хоть и не доступную его пониманью, даже вслух не называемую, настолько тяжкую вину, что по неимению интимных друзей и кабы удалось урвать свободную минутку, готов был отправиться к Дуне за советом.