– Говорил, что сам меня найдет, если понадоблюсь. Я ему одну стрелку назначил, другую. Но сколько же терпеть можно?
Я ему ребят на дом и послал... Хотя бы БМВ отдал...
Но Пашка уперся: не могу, не отдам, говорит – машина для работы нужна. Тут я понял, что меня кинули: денег у Пашки нет, и хотя он к тому моменту имел еще несколько источников, для которых был политической крышей, но видимо и они не могли покрыть тех денег, которые Пашка просерил на „мавродиках“. Остался я с одним договором, который документ хотя и официальный, но я на суды полжизни бы потратил, требуя с Пашки деньги. Но политический капитал попортить ему мог бы вполне, дав этой бумаге ход. Но я все же решил пойти на мировую, попробовать договориться – все же бывшие кореша какие-никакие были. Пригласил его в кафе на беседу, сказал, что особого зла не таю. Пашка опять пришел как фон-барон. Я к нему со всей душой, а он всей своей грязной жопой... Сука позорная... То ли он со страха, что я договору ход могу дать, то ли совсем оборзел, но разговаривал он со мной как с последним фраером. Ну, я и не выдержал: встал из-за стола, сказал ребятам, что в зале хулиганят и надо провести профилактическую беседу. Ребята все же перестарались – морду ему набили нехило. Скандал замять сразу не удалось, приехала ментура, допросы, расспросы... Но и разгореться скандалу сильно не дали. Похоже, Пашка обратился к высоким покровителям, к самым высоким в области... Мол, бандиты наезжают, деньги требуют ни за что ни про что. Буквально через два дня объявляется ко мне некто Зимин: о нем нынче модно говорить, его пришили недавно. И говорит мне, что я, Рыбак, должен от Передреева отвязаться, так как он человек перспективный, подающий надежды... Я спрашиваю, кто же мне бабульки компенсирует? Я ему говорю, что я этого так не оставлю. А он – оставишь, еще как оставишь – и папочку передо мной кладет на стол. А в папочке компромат на меня. Я глянул на пару листов и обомлел: там такое написано... вообщем, серьезные документы... Как они их нарыли – непонятно. Я гэбэ всегда побаивался, а этот из них, бывший... Я ему говорю – и что теперь? Он и говорит: „Давай сюда договор, через неделю тебе все вернут, конечно, без процентов“. На этом мы и расстались. И ты знаешь, не обманул – через два дня из банка „Элвис“ на одну из моих фирм пришел перевод, за организацию банкетов и презентаций в моих общепитовских точках. Правда, давал деньги я наликом, а получил безналом, но я и не чаял вообще что-либо вернуть.
Словом, можно сказать, что легко отделался. А что касается нынешних отношений, то они практически никакие.
А теперь в отношении той туфты, которую ты здесь нес. Может, у тебя и есть какие-то записи, может быть, они и являются серьезной „компрой“, но, думается, что у людей, которые тебя послали из банка, давно уже есть более серьезные материалы на меня. Я давно у этого Зимина на кукане сидел, но он меня не трогал и я соответственно в их дела не лез. Поэтому побеседовать с тобой мне, конечно, интересно – старое вспомнить. Однако пользы для меня от этого никакой, не знаю, как для тебя. На сим, пожалуй, и попрощаемся.
Я молча поднялся с кресла и направился к двери.
– Да, – крикнул мне в спину Рыбак. – За ребят моих извини, если, конечно, можешь. Когда банкиры мне на психику давить стали „наружкой“, я, честно говоря, подумал, что они меня „подставить“ хотят. Из-за этого убийства все в городе на ушах стоят.
Он опять хищнически прищурился.
– Может быть, и на меня спихнуть все захотят. Ты им передай, что бы они там на меня не имели, я на себя эту мокруху вешать не собираюсь. Пусть не утруждают себя по этому поводу.
Открывая щелкнувшую передо мной дверь рыбаковского кабинета, я подумал, что последняя его фраза была первопричиной, из-за которой он и пошел на диалог со мной. Он хотел передать своим предполагаемым противникам, что никакого отношения к убийству Зимина не имеет и ни под каким видом иметь не собирается.
У входа в кабинет меня уже ждали несколько человек, по внешнему виду их вряд ли можно было бы отнести к разряду моих доброжелателей. Я прошел мимо них по коридору, миновал зал кафе, и выйдя в вестибюль, прямо около сидевшего читающего милиционера вынул сотовый телефон и нажав несколько клавиш, сказал ответившему мне абоненту:
– Юрий, это Мареев. Все прошло нормально. Таксистов можно отпускать, – и дал отбой.
Милиционер удивленно поднял на меня глаза, но так ничего не поняв, опустил их обратно в книжку.