Итак, обращаясь теперь к первой части, я утверждаю, что она делится надвое: в самом деле, в первом ее разделе излагаются чужие мнения, а во втором они опровергаются; начинается же этот второй раздел со слов: "И тот, кто молвил, что людей природа..." Но и первый остающийся раздел имеет два членения: первое -- это пересказ мнения императора3; второе -- пересказ мнения простых людей, совершенно невежественных. Начинается же эта вторая часть со слов: "Иной же благородство утверждает..." Итак, я говорю: "Того, кто правил царством..."; при этом надо помнить, что Фридрих Швабский, последний римский император4 (я говорю "последний" в отношении настоящего времени, невзирая на то, что Рудольф, Адольф и Альберт были впоследствии избраны после его смерти и смерти его преемников), на вопрос, что есть благородство, ответствовал, что это -- древнее богатство и добрые нравы. И я говорю: "Иной же благородство утверждает..."; в самом деле, этот человек, всячески обдумывая и переворачивая это определение, отбросил его вторую половину, то есть добрые нравы, и сохранил только первую, то есть древние богатства, и, как явствует из текста, не обладая, быть может, добрыми нравами, но не желая терять звания благородного, определил благородство так, как ему было выгодно, а именно как обладание древними богатствами. И я утверждаю, что мнение это -- почти всеобщее и что его придерживается каждый, кто называет человека благородным только за то, что он происходит из рода уже давно разбогатевшего; во всяком случае, чуть ли не всякий рассуждает именно таким образом. Оба эти мнения -- хотя одно из них, как уже говорилось, вовсе не заслуживает внимания -- имеют, видимо, за собой два весьма веских основания: первое -- слова Философа5 о том, что не могут быть целиком ложными представления большинства; второе основание -- это авторитетность определения, данного императором. А для того, чтобы в дальнейшем лучше была видна вся сила истины, побеждающей любой авторитет, я намереваюсь обсудить, насколько каждое из этих оснований может нам помочь и насколько оно действенно. И прежде всего, так как об императорском авторитете нельзя говорить, не обнаружив его корней, о них-то я и намерен рассуждать в особой главе.