Пир плоти

Айзенменгер хотел было поблагодарить девушку за доверие, но тут открылась дверь и в кабинет без стука решительным шагом вошел Рассел. Он никогда не утруждал себя соблюдением этикета, но на этот раз буквально ворвался в кабинет, так что распахнутая дверь с грохотом отлетела в сторону, словно испугавшись профессора.

Вид у Рассела был злобный, но это ничего не говорило о его настроении, поскольку злоба являлась неотъемлемой чертой его характера. Более точным показателем его состояния могла служить жестикуляция. Рассел, по-видимому, ожидал застать Айзенменгера одного, однако присутствие в его кабинете Софи ничуть профессора не смутило.

— Вы, — обратился он к Софи, — пожалуйста, выйдите. У меня дело к Айзенменгеру. — Столь вежливая форма обращения была крайне необычна для Рассела. Когда Софи со смиренным видом проходила мимо него, он добавил: — Я видел ваше заявление. Впервые за все время, что вы здесь работаете, вы сделали что-то разумное.

Когда дверь за девушкой закрылась, он повернулся к Айзенменгеру:

— Вот что, Айзенменгер…

Но Айзенменгер был уже сыт профессором по горло.

— Удивляюсь, Рассел, что вам доставляет удовольствие вести себя так, словно вы законченный подонок!

Если тот и был шокирован столь откровенным заявлением, то ничем этого не выказал.

— Мне плевать, что вас удивляет, а что нет. Я пришел поговорить о вас и о том, что вы в своих делишках вышли за рамки собственных полномочий…

— Что-что? В каких таких «моих делишках»?

— Когда вы поступали на эту должность, то не потрудились предупредить меня или администрацию школы о том, что будете продолжать работу на ниве судебной медицины.

— Я не работаю…

Рассел высоко поднял брови. При его тучности на это, по-видимому, ушло немало энергии.

— Вот как? Значит, меня ввели в заблуждение. Мне сообщили, что вы собираетесь проводить повторную аутопсию девушки, убитой Билротом.

Айзенменгер удивленно посмотрел на Рассела, гадая, каким образом эта информация дошла до него и как это вообще касается профессора.

— Ну да, собираюсь, — признал он.

— Но вас не нанимали в качестве судебного патологоанатома!

— Какое отношение это имеет к моей работе здесь? Я занимаюсь этим в свое личное время.

Рассел саркастически фыркнул:

— Не в том дело.

— А в чем же?

Нахмурившись, Рассел покинул свой командный пункт у дверей и приблизился к Айзенменгеру. Очевидно, это было знаком доверия.

— Дело в том, доктор Айзенменгер, что, как старший преподаватель нашей школы, вы должны были как следует подумать, разумно и достойно ли воскрешать интерес к этому делу.

Айзенменгер наконец понял, в чем его обвиняют, хотя и не понял почему.

— То есть вы угрожаете, и если я не откажусь от вскрытия, то это плохо для меня кончится?

Рассел тут же замахал своими толстыми ручками:

— Нет, я просто хочу предупредить вас, чтобы вы не злоупотребляли своим служебным положением.

— Каким образом расследование убийства Никки Экснер может быть связано с моим служебным положением?

Тупость Айзенменгера выводила Рассела из себя.

— Шумиха вокруг этого убийства уже подпортила репутацию школы. Возобновление расследования, во-первых, бессмысленно, поскольку убийца установлен и сам уже мертв, а во-вторых, опять вызовет нездоровое любопытство и тем самым нанесет еще больше вреда одному из крупнейших в мире медицинских учебных заведений.

— Вы уверены, что убийца именно Билрот?

— Разумеется. Я уверен в этом так же, как и полиция.

— А я не уверен. — Айзенменгер понимал, что его слова можно расценить как тупое упрямство, но ему хотелось позлить профессора.

— В таком случае разрешите вам заметить, — медленно, почти по слогам произнес Рассел, приблизившись к Айзенменгеру едва ли не вплотную и наставив на него свой толстый палец, — что, если вы будете упорствовать, это может повлиять на вашу карьеру в школе. Вы уже лишились поста заведующего музеем. Это может оказаться не последней вашей потерей.

Что касается музейных дел, Айзенменгеру было любопытно, как Рассел в отсутствие куратора справляется с диагностированием поступающего материала. Это была нелегкая задача, в свое время заставившая Айзенменгера изрядно помучиться, и он не жалел о том, что теперь это стало головной болью Рассела. Однако еще больше его заинтриговали последние слова профессора. Не действовал ли Рассел по наущению декана? И не крылось ли за этим нечто большее, нежели просто боязнь огласки?

Айзенменгер широко улыбнулся, зная, что эта улыбка еще больше разозлит Рассела.

— Благодарю за столь заботливое предупреждение, Бэзил. Я непременно учту его, когда буду проводить вскрытие.

Лицо Рассела передернулось от ярости. Он рявкнул что-то нечленораздельное, пронзил Айзенменгера испепеляющим взглядом и направился прочь. Возле двери он обернулся:

— Если вы пришлете в наше отделение какие-либо образцы, взятые во время этой аутопсии, то позаботьтесь о том, чтобы все они были четко описаны и мы могли представить по ним соответствующий счет.

Айзенменгер ничего не ответил на это, и тогда Рассел добавил:

— И не дай вам бог заниматься этим в рабочее время.