Пиппа бросает вызов

Вечером я видела Мбили на термитнике, примерно в полумиле от того места, где утром потеряла ее из виду. Она спокойно смотрела на меня, подпустила к себе совсем близко, и только когда я могла уже прикоснуться к ней, оскалилась, но не тронулась с места. Я стала тихонько говорить с ней, как бывало, и обошла ее кругом. Уже почти девять месяцев она жила совершенно самостоятельно, и прошло четыре месяца (не считая случайной встречи несколько дней назад) с тех пор, как я видела ее в последний раз. Разве можно было ждать еще большего — ведь она до сих пор доверяла мне, видела во мне друга, несмотря на то что ей уже ничего не было от меня нужно.

Дожди так разбушевались, что ездить на машине стало невозможно.

Как-то под вечер, возвращаясь от гепардов, мы переезжали Мулику, как вдруг прямо посреди бешеного потока что-то захлюпало, и мотор заглох.

Вода стремительно поднималась, и мы, промокшие до ниточки, все же обливались потом битых два часа, толкая лендровер дюйм за дюймом к дороге. Тем временем стало темно, как в преисподней… Пара львов рычала где-то очень близко, и мне казалось, что им просто приятно видеть наши мучения.

Бедным гепардам дождей перепало в избытке — они почти не просыхали.

Понятно, что частенько у них портилось настроение. Много раз мы видели, как они сбиваются в кучку под хлещущим ливнем, стараясь устроиться спиной к ветру. Но когда проходил самый сильный ливень, малыши снова начинали веселиться и, носясь друг за другом по лужам, окатывали нас водой с ног до головы. После очередной ненастной ночи мы нашли гепардов в полумиле от лагеря. Это значило, что они переплыли разлившуюся, полную крокодилов Васоронги. Я не могла себе представить, как им это удалось: перепрыгнуть через речку теперь было невозможно.

Мы сами, попытавшись незадолго до того перейти ее вброд, оказались по пояс в воде, и как мы ни цеплялись за нависающие ветки, стремительное течение едва не сбило нас с ног. Пришлось вернуться назад.

Мне было непонятно, почему Пиппа не хочет идти в лагерь, где, как она прекрасно знала, ее ждет мясо. Вместо этого она повернула в другую сторону, чтобы самой добывать пропитание. Через несколько дней мы опять нашли ее возле Канавы Ганса — она подкрадывалась к газели Гранта, несмотря на проливной дождь. Но охота сорвалась, и Пиппа устроилась на одном из немногих сухих островков, окруженных водой.

Правда, здесь было неглубоко, каких-нибудь несколько дюймов, но нам понадобилось четыре часа, чтобы добраться до гепардов. Шесть миль мы шли вброд, скользя в грязи под тяжестью ноши; я хотела быть спокойной за гепардов и знать, что они не погибнут от голода за эти тяжкие несколько недель.

Наевшись мяса, малыши забрались на скользкий ствол дерева, и, как всегда, Тайни проявил удивительную ловкость. Он часто забирался повыше — с этих высоких стволов можно было высматривать добычу, да и лапы как-никак были в сухом месте. Сомба тоже отлично замечала малейшее движение, и только Биг-Бой был чересчур ленив и не желал себя утруждать, но зато у него был самый спокойный характер. Пиппа, бедняга, теперь частенько бывала сама на себя не похожа и становилась сварливой от усталости — надо было охотиться и к тому же заботиться о безопасности детей. Она то и дело зевала — верный признак переутомления, и даже играть с малышами у нее не хватало сил.

Но не только гепардам приходилось плохо во время этого потопа.

Однажды привлеченные грифами, мы нашли новорожденного буйволенка. Он лежал в воде на глубине не больше пяти дюймов; должно быть, он родился во время ливня и тут же утонул. Вся жизнь животных переменилась, когда начались дожди. Я и не знала, что даже скорпионы умеют плавать, пока не увидела, как скорпион переплывает лужу. Вездесущих цесарок, попадавшихся нам в любое время и в любом месте, сменили европейские аисты и марабу, которые охотились в болотах за лягушками и головастиками. Даже дикобразам пришлось покинуть свои надежные убежища. Мы как-то вспугнули пару дикобразов под скалистым карнизом, таким узким, что им негде было спрятаться от врагов, хотя они и приложили все усилия, чтобы отпугнуть нас, гремя своими иглами. Я совсем не обрадовалась, обнаружив, что ко мне в гости пожаловала рыжая плюющая кобра; она выбрала местечко посуше, свернувшись в уголке за дверью в моей столовой. Я заметила ее, когда закрывала дверь. Три дня она упрямо лежала на месте, как я ни старалась выдворить ее оттуда длинной палкой, оберегая глаза от ее ядовитых плевков.

В довершение всего моему повару надоели дожди, и он попросту удрал.

Мне было трудно винить его — ведь Васоронги, которая всегда текла на шесть футов ниже моего лагеря, теперь поднялась до самых хижин и не заливала их, как в прошлый раз, только потому, что мои помощники расчистили берега от густых зарослей, которые тогда задерживали воду.