Взгляд Порохова сразу вспыхивает. Он сжимает кулаки и шагает вперёд. Только благодаря стоящей рядом Сонечке, которая виснет на руке Григория, лицо жирдяя всё ещё целое.
— Спокойно, Гриха, — кладу ему руку на плечо и поворачиваюсь к Игорю: — Говори, что хотел, и вали отсюда.
— Тараш тебя жовёт, — заявляет тот и протягивает мне что-то блестящее.
Смотрю и понимаю, что передо мной цепочка с подвеской. Та самая, что я подарил Свете. Только порванная.
Тут уж я сам не выдерживаю. Машинально активирую духовный доспех, хватаю Игорька за воротник и дёргаю на себя так, что ткань трещит:
— Где? — рычу сквозь зубы.
— Ф-ф подфале, — губы толстяка дрожат от страха.
— Где именно?
— Где штарый шклад, ну, жаброшенный… Штобы туда попашть…
— Знаю, заткнись. И смотри у меня, слонятина, — ещё раз дергаю Игорюшу. — Если с моей девушкой что-то случится, я тебя на рагу пущу. На кухне есть отличный котёл, специально для тебя.
— Тараш шкажал, штоб ты один пришёл, а то ей к-кранты, — спешно добавляет Игорь.
Отталкиваю холодец на ножках в сторону и решительно топаю к выходу, пробираясь через смеющихся и танцующих воспитанников. Григорий просит Соню остаться здесь и никому ничего не говорить, а потом бежит за мной.
— Чего он хочет, как думаешь? — спрашивает он.
— Как чего, отомстить. Я столько раз его унижал, — бросаю на Пороха короткий взгляд. — Ты не слышал, что свинья сказала? Я один пойду.
— Да с хрена ли? — хмурится Григорий. — Вдруг он там не один? Или с оружием? Я с тобой.
— Да с Тарасом теперь и говорить никто не хочет… Ладно, пошли.
Мало ли, что за условия выдвинул Тарасик. Раз он говорит, приходи один, значит, меня точно ждёт какая-то ловушка. И лучше, если рядом будет тот, кто поможет мне из этой ловушки выбраться.
Конечно, не воспринимаю угрозу всерьёз. Ну, правда, что может мне сделать этот хулиган-отщепенец? Ножиком будет угрожать? Да я ему этот ножик в задницу засуну и сто раз проверну.
Ладно, сейчас поглядим, что он подготовил… А вот то, что он втянул Светочку — не прощу. Даже убить могу, если меня не остановят.
Ибо никто не смеет поднимать руку на моих женщин.
Почти вся охрана сейчас на празднике. А кто-то из гвардейцев наверняка втихушку празднует. Так что по пути почти никого не встречаем.
Спускаемся в подвал. Звуки музыки и гул голосов почти сразу исчезают. Я иду впереди, Григорий следует на расстоянии, стараясь по возможности держаться за углом.
— Котёнок! — раздается возглас, эхом гуляющий по сумрачным коридорам. — Ты один⁈
— А что, ссышь? — восклицаю я в ответ.
— Иди на голос, урод! Ну-ка, сучка, вякни что-нибудь!
Раздаётся сдавленное девичье мычание. Похоже, Овчуков завязал Светочке рот. Ублюдок, червь, ничтожество! Ты очень дорого заплатишь. За каждую царапинку на теле моей девушки — кость сломаю.
Подаю другу знак, чтоб не торопился. Гриха кивает и остается на месте. Мало ли что, не будем врываться по-кавалерийски.
Поворачиваю за угол, вижу приоткрытую дверь, из-за которой сочится свет. Решительно иду вперед, захожу… и тут же получаю по башке.
Меня ждали. Поэтому стоило показаться в проеме, как в лоб ударила дубинка. Хорошо, что я не дурак и заранее активировал духовный доспех. Поэтому дубинка сломалась, а мой лоб нет.
Самое интересное, что оружие держал вовсе не Тарасик, а какой-то хмырь. И вообще, вместе с Тарасом в комнате пять человек таких хмырей.
Ого, а Гриха оказался прав.
— Бодрит, — говорю, стряхивая щепки с лица. — Моя очередь?
Прыщавый мудозвон, у которого в руке остался лишь обломок дубины, хлопает глазами и зачем-то кивает. Пробиваю ему в рыло кулаком, усиленным печатью Гранита. И духовным доспехом тоже, ага. И маной, направленной в мышцы.
Одним словом, плюха получается настолько мощной, что парень исполняет сальто с места. Только приземляется не на ноги, а на живот. Разбивает лицо о пол и затихает, дёрнув разок ногами.
Осматриваю поле будущей битвы. Комната пять на пять метров. Вдоль стен идут трубы, на полу валяется всякий хлам и стоят несколько деревянных ящиков. На ногах четыре противника — три незнакомых, явно неместных придурка, вооружённых дубинами и обрезками труб.
И Тарас, который держит за руку мою Светочку. Ее рот замотан грязной тряпкой, на лице ссадина, а платье порвано. То платье, что я ей купил! Не говоря уж о том, что с мясом вырванный лиф совсем не прикрывает нежную грудь.
Эти подонки, наверняка, лапали её… Делали то, чего даже я ещё не делал! То, что я берёг, как сокровище и намеренно не позволял себе взять, хотя мог бы уже тысячу раз получить.
Не думаю, что они надругались над ней. Нет. Но всё равно…
НЕ ПРОЩУ!
Смерть, смерть и смерть!!!
У меня в голове как будто бомба взрывается. Перестаю контролировать себя. Хрустнув пальцами, создаю печать Громового молота. У меня в руках появляется двуручный боевой молот, состоящий из маны и молний.
В очередь, сукины дети!