Враг неоднократно предпринимал попытки прорваться в крепость через Тереспольские ворота. Наши бойцы каждый раз открывали из бойниц, окон и подвалов ураганный огонь по гитлеровцам и заставляли их откатываться за рукав реки Буг.
К вечеру, прикрываясь артиллерийским и пулеметным огнем, фашисты ворвались в крепость. Рукопашные бои шли на лестницах и крышах казармы 333-го полка.
Фашисты начали забрасывать гранатами помещение электростанции. Закричали раненые дети и женщины. Послышалась команда на немецком языке. Залязгали затворы автоматов. Женщин и детей вывели и, окружив, погнали к Мухавцу. Малыши плакали. Конвоиры подгоняли замешкавшихся. Из казарм, расположенных между Холмскими и Тереспольскими воротами, наши бойцы открыли было огонь по фашистскому конвою. Но, заметив толпу женщин и детей, огонь прекратили.
— Стреляйте! Фашисты все равно нас прикончат! Стреляйте! — раздался громкий крик.
Валя не знала, кто это кричал, но и сама готова была обратиться к бойцам в крепости с просьбой, чтобы они стреляли, стреляли все время. Ведь что творили гитлеровцы! Как только их атака захлебывалась и они были вынуждены отступить, солдаты волокли к крепостной стене раненых советских бойцов, женщин и даже детей и расстреливали на виду у защитников цитадели.
На мотоцикле подкатил офицер. Вырвал из рук мамы Валю и на ломаном русском языке приказал:
— Иди в крепость. Передай советскому командованию: если гарнизон через час не сложит оружия, мы истребим в крепости все живое.
— Я с мамой пойду! — с робкой надеждой на спасение сказала Валя.
— Пойдешь одна. Мать останется тут! Вернешься и скажешь мне ответ советского командования, — упрямо и властно ответил офицер.
Под конвоем солдата, не сводившего с девочки дула автомата, Валя вернулась в помещение электростанции. Через какую-то полуобвалившуюся дверцу ее вытолкнули наружу. Валя очутилась на Центральном острове. И не узнала его. Пожарища и развалины там, где были пограничная комендатура и столовая комсостава. Догорает пожар в казарме. Кругом убитые, искореженные винтовки и пулеметы.
Стрельба прекратилась, и Вале подумалось, будто в крепости в живых не осталось ни одного защитника.
В стороне заговорил пулемет. «Наши!» — обрадовалась Валя. Побежала на выстрелы. Перебежками, с остановками, свернула она к погранкомендатуре, и вскоре из окон полуподвала послышалось:
— Валя! Валюшка! Ползи сюда! Осторожнее…
«Наши! Заметили! Зовут! Узнали!» Валя спрыгнула вниз и оказалась в кругу папиных товарищей по полку. Все молчали. Старший лейтенант Потапов потрепал девочку по плечу и с какой-то укоризной проговорил: «Что это ты разгуливаешь под огнем?» Пока ее вели в штаб, она подумала, уж не сочли ли бойцы Валю Зенкину, дочь старшины, предательницей: ведь она побывала у фашистов в плену… Неужели они так могут подумать?!
Штаб разместился в подвале. Тускло мерцал огонек коптилки, сделанной из гильзы артиллерийского снаряда. На цинковых ящиках с патронами сидели усталые люди.
Торопливо, боясь, что ей не поверят и она не успеет рассказать про увиденное там, на том берегу, у немцев, говорила Валя. И про жен командиров, и про плачущих малышей, и про раненых красноармейцев, лежащих вповалку у самой воды, и про злого офицера, отправившего ее сюда с ультиматумом.
— Вот что, Валя, — ласково и строго сказал ей командир, — о нашем размещении здесь ты забудь. Не знаешь ничего про этот подвал. Это во-первых. Немцу передай, что мы в плен не сдадимся. Пусть не забывает, что имеет дело с советскими воинами…
— Мне страшно возвращаться туда, — сказала Валя и не сдержалась, заплакала. — Там уже, наверное, перебили всех наших. А здесь мой папа… Я вместе с ним…
Помолчали командиры. Переглянулись. Тревожно сверкнули в темноте их суровые глаза. И тогда самый старший сказал Вале правду: погиб ее отец, старшина Красной Армии Иван Зенкин, смертью храбрых… А им, бойцам и командирам, в крепости на быструю помощь наших надеяться нельзя. Придется держать оборону долго. До последнего патрона. До последней капли крови.
И не стало больше слез у Вали. Окаменело ее сердце. И твердым голосом промолвила она, глядя прямо в лицо старшему командиру:
— Я должна остаться! С вами. Тут, где папа…
И стала она помогать военфельдшеру Валентине Раевской и стоматологу Наталье Кантровской перевязывать раненых, ухаживать за ними, отыскивать медикаменты.
Валя и Нюра Кижеватова едва сдержались, чтобы не разрыдаться, когда вдруг встретились в крепости.
Теперь они работали вместе. Довелось им задолго до окончания школы стать армейскими медиками и сразу во фронтовой обстановке.
Иссякали у бойцов патроны, И девочки под покровом ночи выбирались из укрытий и, переползая по недавнему полю боя от убитого к убитому, собирали патроны.
Однажды в подвал принесли тяжелораненого и контуженого пограничника Сергея Бобренка. Того самого, который на концерте самодеятельности за несколько часов до войны выступал в роли повара. И кинулась к нему Валя. Помочь, перевязать раны, дать глоточек воды… Тут завязался новый бой.