Пионерский гамбит 2

Я поймал себя на мысли, что все эти строевые вещи и пионерская часть лагерной жизни уже перестала меня вообще отвлекать от своих мыслей. Я автоматически выполнял заученные команды, вовремя вскидывал руку в салюте — во время гимна, отзываясь на «Будь готов!» или на вынос знамени. Чеканил шаг, тянул носок, это вот все. Похоже, я-таки влился в тот самый коллективный разум, который так сбивал меня с толку в самом начале.

Вечером с неожиданным удовольствием посмотрел «Неуловимых». Хорошее кино, что уж. Несмотря на корявый звук и такое себе качество картинки. И неудобные стулья.

А утром меня снова разбудила Елена Евгеньевна. Обязательная Цицерона пришла за мной за час до подъема. Как мы и договаривались.

Боль в мышцах почти прошла. Эх, крутая все-таки штука — бешеный подростковый метаболизм! Еще вчера я еле волочил ноги и шипел от каждого неловкого движения, а сегодня уже ничего так себе. Так, небольшая скованность осталась.

— Скажи, а зачем ты вдруг захотела тренироваться? — спросил я, пытаясь сделать выход на брусьях. Локоть предательски дрожал, я по-дурацки сучил ногами, пытаясь зацепиться за воздух и помочь своим нетренированным рукам и спине вытолкнуть тело вверх.

— Я читала «Лезвие бритвы» Ефремова, — Цицерона раскачивалась на турнике. Не делая какое-то упражнение, скорее просто так уже. — Ефремов считает, что разум может развиваться только вместе с физическим телом. И он довольно убедителен в этом своем… считании. Хотя с другой стороны, общее место, что спортсмены тупые. А если верить тому же Ефремову, то должны соображать куда лучше бледных кабинетных доцентов и прочих докторов наук, — она соскочила с турника и несколько раз присела, вытягивая руки вперед. — В общем, я решила провести над собой эксперимент. Добавить в свое расписание больше физкультуры и проверить, улучшились мои умственные показатели от этого или нет.

— Звучит как грандиозная цель, — я держался, упершись в брусья прямыми руками. Попробовал чуть-чуть согнуть их в локтях и выпрямить. — А как ты собираешься проводить замеры?

— У меня есть несколько тестов на краткосрочную память, — сказала Цицерона. — Ну и просто внутреннее ощущение, конечно. Станет мне легче даваться учеба или нет.

— А есть какие-то специальные весы для замера легкости? — я хохотнул, потом понял, что зря, но было поздно. Рука соскользнула, и я упал с брусьев. На ногах удержался, но ударился ребрами. Вот блин, обидно!

К завтраку наконец-то изволил появиться Артур Германович. Вместе с физруком. Они вели себя как закадычные приятели и что-то весело обсуждали судя по их активной жестикуляции и смеху. Елена Евгеньевна тоже увидела парочку. Слегка потемнела лицом и стала выбираться из-за стола, когда поняла, что наш законный воспитатель направляется вовсе даже не к нашему столу, а в противоположную сторону столовой.

Разговора нашей вожатой и Артура Георгиевича слышно не было, но понять, о чем идет речь было не так уж и сложно. Она спрашивала его, какого, собственно, хрена тот не выполняет свои должностные инструкции, а шляется где попало в компании с пузатым физруком. А воспитатель возражал, что, мол, этих детей воспитывать уже поздно, так что нефиг мозолить им глаза, и вообще, детка, тебе не идет, когда ты сердишься. В конце концов Елена Евгеньевна топнула ногой и шагнула в сторону выхода из столовой. Что, скорее всего, означало: «Так, все! Меня задолбало, я иду к директору и попрошу себе другого напарника!»

Он тут же сменил выражение лица, ухватил ее за локоть и отвел в сторонку. И после коротких переговоров она ткнула рукой куда-то в нашу сторону и требовательно посмотрела на него. Тот вздохнул и кивнул. И направился к нам. А Елена Евгеньевна — на выход. Хотя свою манную кашу и бутер с маслом она так и не доела.

— Как ваши дела, ребятишки? — спросил Артур Георгиевич, гордо встав во главе нашего стола. — Готовы к трудовым подвигам?

— Что значит, к трудовым? — недовольно спросил один из моих соседей по палате. Из тех, которые мне про монеты рассказывали. — Мы же в экспедицию едем!

— А что, вы думаете, что в экспедиции трудиться не надо? — воспитатель подбоченился. — Именно там и есть самый суровый труд!

— Вообще-то не готовы, Артур… э-э… Григорьевич, — сказал Марчуков. — Я бы лучше в футбол погонял. Но кто же меня слушать будет…

— Вообще-то мое отчество Георгиевич, — назидательно напомнил воспитатель.

— Ну извините, — Марчуков развел руками. — Мы вас так редко видим, что память того… — он покрутил пальцем у виска. — А вы что, с нами поедете жуков в банки собирать?

— Получается, что так… э-э… как, говоришь, твоя фамилия, юноша? — Артур Георгиевич наклонился к Марчукову.

— А у меня разве на спине не подписано? — Марчуков вытянул шею, как будто пытаясь рассмотреть собственную спину. — У меня на всех футболках специально имя-фамилия крупными буквами написана!

— Хм, ничего такого не замечаю… — Артур Георгиевич сделал шаг назад и посмотрел на спину Марчукова. Отряд начал посмеиваться. Никаких надписей на футболке у Марчукова, понятное дело, не было.