Пахнет Бруклин черт те чем, от пиццы до плесени, запахи эти сильны и противны Тушину: если пицца - то она пародия на сицилийскую, если сырость, дующая из сабвея, или плесень, - то они очень даже настоящие, но он этого добра в юности немало вынюхал, проживая в ленинградских трущобах, духи и дезодоранты - никогда не любил, смердят морепродукты - они везде морепродукты, но здесь они как синтетика на вкус… Бруклин невысок, подобно Ленинграду, в основном трехэтажен, очень удушлив в теплое время года, ничем не напиться, нигде не продышаться… А Тушину командировка выпала точнехонько под середину лета…
Двое полупьяных ублюдков попытались напасть на него в первый вечер первого невыносимо долгого дня, как он только обосновался в тесной квартирке на Зеленой улице, и вышел купить себе чего-нибудь к ужину. Вадим Тиберьевич Тушин, усталый, донельзя раздраженный инструктажной невнятицей из резидентуры, взбесился настолько, что даже слегка утратил над собой контроль: отнял у одного из обидчиков бейсбольную биту и, грязно ругаясь по-сицилийски (здесь Вадим Тиберьевич, все-таки, сообразил и подстраховался "на автомате"), едва не забил того до смерти. Полиция так и не появилась, но зато на следующее утро люди из семьи Гамбино, как раз Нино Гаджи и Рой Ди Мео, обнимали Тушина, приветствуя дорогого гостя на дурном итальянском, перед тем как повести его в ближайшую кофейню, демонстративно орали чуть ли не посреди проезжей части, хлопали по плечам… Больше к нему претензий со стороны уличных хулиганов не было.
- Карло, ты сам немножко виноват в этой фигне… Вернее, твои уважаемые родители, ты ведь больше на немца или на поляка смахиваешь, а не на сицилийца. А здесь чужаков не любят. Не обижайся на шутку. И, кстати, о поляках. На днях мы тебя кое с кем познакомим… Рой познакомит… насчет наших дел… Его зовут Дик Куклинский.
- Не понял. Поляк - наш друг!?
- Нет, ну что ты, Карло! Он друг Роя. Но очень хороший парень. Так, Рой?
- Хороший, и дело знает… Проверенный.
И вот, в конечном итоге, гамбиновцы предпочли опереться на свои кадры, выбрав Куклинского, который не был и даже в принципе не мог быть членом сицилийской "семьи", а он, Карло Бруно, оставался как бы на подхвате. Что ж, это вполне устраивало Карло, для которого гораздо важнее было получить результат и гонорар, не зависящий от того, чей палец жал на спусковой крючок, а еще больше устраивало Вадима Тиберьевича Тушина, ибо у него теперь существенно расширялся плацдарм для маневра. Цезарь на месте присмотрит, чтобы Сигару и его второго телохранителя (видимо, это будет Коппола) прибрали надежно, и, в свою очередь, ответным телохранительским огнем позаботится о Куклинском, а потом о шофере (скорее всего, это будет сам Ди Мео), а там уже все пойдет по плану: сначала Тушин и его помощник Джузи замесят Пола-мясника (пусть "неаполитанцы" порадуются), почти одновременно с ним Джерри Ланга из семьи Профачи, и чуть позже - Косого Бена из семьи Дженовезе. Все! Дальше они сами будут разбираться в междуусобной борьбе, а Кармине Галанте обязательно им всем в этом поможет, тот еще вурдалак! Тушину понадобится год, от силы два, чтобы окончательно выстроить и хорошо прочистить от посторонней уголовной накипи надежный "мост" из Европы в Штаты, а там уже и в Москву можно, орденские дырки в пиджаке вертеть, согласно полученным результатам. Ну не век же ему в подполковниках суетиться, башку под пули подставлять… не мальчик ведь… уже…
Тушин сидел в своем бруклинском логове, прислонив прямую спину к стене, ноги калачиком, а перед ним, на расстеленных газетах, расположился целый огнестрельный арсенал. Три одинаковых револьвера, три снаряженных "смита" модели 547, с трехдюймовыми стволами, и автомат Калашникова с двумя спаренными рожками по сорок пять патронов в каждом рожке. Итого сто восемьдесят зарядов для автоматической стрельбы, да восемнадцать револьверных - должно хватить. Джузи подхватит его на тачке уже на южном Манхеттене и при нем также будет "калашников", это для пущей трескотни, если она понадобится. Ланга и Пола, как дружественных боссов, придется положить из автомата… лучше из двух… А револьверы - для Косого, тот живет беспечно и даже ушами не прядает, к нему вплотную подойти без проблем: захреначит ему двенадцать "конфет" с обеих рук и на том дело кончится… Один револьверный ствол - это энзэ, на всякую непредвиденность.
Тушин сидит молча, глаза его то прищурены, а то и вовсе закрыты, но даже и с распахнутыми веками они видят что-то свое, далекое, потаенное, все что угодно - только не электронный циферблат на прикроватной тумбочке напротив.