Пинка Удаче

— А я каждый день, каждый месяц, каждый год мечтала: вот, перевалим через эту дату, взойдем на этот бугорок — и будет легче, и вьюки с горба упадут… И поживем для себя! Мне тридцать семь лет… Тридцать семь! А что я в жизни видела, кроме подгузников, родительских собраний и очередей в поликлиниках, детских и женских!? Господи помилуй, Заступница усердная! Вот я только-только белый передник на школьную форму, на последний звонок — сама сшила!.. Ну, все, взрослая жизнь, началось! Где ты, свобода, самостоятельная жизнь, любовь, где ты, счастье!? И — что? Что теперь? Опять по второму, третьему, четвертому кругу?.. Ты хоть у себя на работе отключаешься от забот, науку двигаешь, а мне даже во сне лезут в лицо тупые ножи у неисправной электромясорубки! У меня всю мою жизнь как не было отдельной комнаты, так и сейчас ее нет! Любой живой твари нужен уголок, который принадлежит ей, и только ей… Ну неужели я права такого не имею — собственной жизнью пожить, остатками собственной молодости насладиться… Пока я еще жива и относительно здорова… Ничего ни у кого не отнимая…

— Ты лучше всех и сама это знаешь. Что же касается собственного уголка — ну… жизнь такова, у меня его еще меньше. Вон, у Лука — целая однокомнатная квартира уголок, а много ли там счастья?

— Ты меня не понимаешь…

— Машуня, Рина, белочка, но я ведь стараюсь понять, а это уже само по себе немало для семейного счастья…

Марина Меншикова попробовала что-то ответить, но захлебнулась рыданиями и опять упала в объятия мужа.

— Ты, наверное, считаешь меня некрасивой? Да?..

— Еще чего! Ты навеки дама сердца моего, ты только вспомни, сколько я за тебя морд побил. И еще побью, любому, кто осмелится вслух ворковать о твоей красоте или оспорить ее.

— Валера, я… Валера, я… Я… Я не хочу быть бабушкой!!! Мне рано, я еще не готова… Я не хочу, я не могу!!! О-о-ох!.. Валерка… ну сделай что-нибудь, чтобы я с ума не сошла!.. Скажи мне что-нибудь… такое… ты же умеешь!..

— Гм… Теоретически, если это будет внучка, вы еще вместе с нею наравне успеете побегать по бутикам, а погоне за пред-а-портэ. Устраивает? Представляться будешь всюду не бабушкой, а женой дедушки, я не против. Мало?

— У-гу.

— Мало???

Марина Меншикова опять утвердительно затрясла головой — да, ей мало… Слезы заливали Меншикову рубашку и он втайне порадовался, что догадался развязать и снять галстук, иначе пришлось бы другой подбирать…

— Да, Валера, мало… Увы, жизнь такова, как вы с Луком любите говорить… чертова жизнь… Он, кстати звонил, хочет встретиться…

— Да, я помню, ты же говорила, и мы условились. Кстати, позвони ему сегодня, а лучше завтра утром, и скажи, что завтрашняя встреча в силе, но не в «Лапуте», а там… в той кофеечной… в «Корвине» и на полчаса раньше, чем мы уже договорились. Но не в самой кофейне, а как обычно. Похоже, у него серьезные неприятности… Навлек на себя интерес нехороших типов… Ну, да ему не привыкать. И, конечно же, о зеркале ему неймется поговорить, зеркало твое не дает ему, бедному, покоя…

— А что зеркало?

— А то, дорогая моя рыпка, что второго такого нет и у миссис Обамы, и у госпожи Медведевой, и у мадам Бруни… И даже у Елизаветы Второй. Чтобы его изобрести, пришлось подправить, вернее, с толком использовать некие законы физики твердого тела, плюс оптики, плюс еще всякой фигни…

— Ты правду говоришь? Ну… что ни у кого больше?.. Ни у кого в мире!?

— Правду. Но, напоминаю на всякий случай: знать об этой правде твоим подругам пока не положено. Придет пора — через пару лет от силы — и обронишь небрежно, где-нибудь в клубе у себя… что у тебя такое зеркало еще в две тысячи девятом на стене висело… Кто, кстати, победил в вашем турнире по бильбоке? Я всю неделю собирался спросить, да забывал…

— Я…

— Ты победила??? Весь клуб обштопала?

— Да.

— Умница какая! А говоришь — радости в жизни мало. Где галстук? И дай другую рубашку — эта вымокла. Ты не видела — где мой галстук, мне бежать пора, внизу бибикают.

— Держи рубашку. Я сама повяжу. И незачем было вызывать. Я бы с удовольствием сама бы тебя до работы подбросила.

— Вечером. За детишками поедем — ударишь по газам, то-то порадуюсь в пассажирском кресле. Хоть ты и лихачка, но мне нравится, как ты водишь. И катамори… ну, нэцкэ собери, они ведь не виноваты. Полочку я новую сварганю, лучше прежней. Побежал, жди.

— Ты еще не ушел, а я уже жду.

— И Тимке — чтобы как штык в семь дома был! Не забудь!

— Эх… Не забуду.

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

Обычно я поступаю не как всегда.

И в этом я похож на нашу питерскую погоду: если присмотреться к ней повнимательнее, в любые несколько дней любого времени года, этого вполне хватит, чтобы заметить весьма нечастое соответствие метеорологической реальности и стереотипов, принятых в обществе на ее счет.