Пинакотека 2001 01-02

После французской революции и наполеоновских войн отношения между Россией и Францией портятся, и это вносит радикальные изменения как во французский миф о России, так и в представления русских о Франции. Русские еще при Екатерине порывают с галломанией, чему сама императрица немало способствовала. Революция, поставившая под вопрос авторитет верховной власти и неприкосновенность монарха, а главное, казнь Людовика XVI, окончательно убедили Екатерину в том, как опасно принимать на веру идеи просветителей. Философы из любимцев императрицы превратились в людей в высшей степени подозрительных, их сочинения были в России запрещены, а эмигранты, которым подданные Екатерины оказывали самый теплый прием, своими рассказами о пережитых бедствиях внушали русским неприязнь ко всему французскому. Что же касается французов, то они прониклись неприязнью ко всему русскому немного позже. Появление русской армии на берегах Сены, претензии Александра I, а затем Николая I на исполнение роли гарантов «европейского порядка», их осуждение либерализма – все это привело к тому, что французы смотрели на Россию с разных, подчас противоположных точек зрения, но всегда страстно и неравнодушно. Либералы видели в ней страну, отвергающую идеи Просвещения, а значит, угрожающую свободе. Легитимисты – последний оплот ценностей, уничтоженных революцией. Когда Бурбоны вернулись к власти, а вслед за ними на родину возвратились эмигранты, нашедшие приют в России, французские правящие круги выступили за политический союз с Российской империей. Народ, однако, не забыл ни нашествия казаков, ни унижения, испытанного во время разгрома наполеоновской армии. Июльская революция 1830 года, польское восстание, которое французы приветствовали, и его разгром, который они оплакивали, – все это надолго испортило отношения между Парижем и Петербургом и еще сильнее скомпрометировало Россию в глазах французов. Только убежденные монархисты, вроде Кюстина и Шатобриана, продолжали лелеять мечты о порядке, установлению которого поможет российский император. Что же касается французского общественного мнения, то оно пребывало в нерешительности: слишком противоречива была информация о России. Оставалось не ясно, чего следует ждать от этой страны, которая после Венского конгресса окончательно заняла место на европейской политической сцене, и как ее понять.

Жан Батист Лепренс

5. Бытовая сцена

Около 1760 Бумага, тушь, сангина, перо

6. Русская ярмарка

Около 1760 Бумага, тушь, кисть

Ответ на все эти вопросы дал в 1843 году маркиз де Кюстин, выпустивший «Россию в 1839 году» – описание своей поездки в эту страну, имевшее оглушительный успех. Собираясь в Россию, Кюстин был настроен самым благожелательным образом. Аристократ, пострадавший от революции, человек, враждебный буржуазному духу, восторжествовавшему во Франции после 1830 года, маргинал по причине своих сексуальных пристрастий, получивших скандальную огласку, Кюстин отправился в Россию, чтобы найти там «аргументы против всего того, чем сделалась его родная страна». Токвиль, опубликовавший в 1835 году книгу «Демократия в Америке», которая также имела шумный успех и в которой он воспел политическую систему Соединенных Штатов, предсказал Франции будущее, сходное с американским. Возможно, в пику ему Кюстин, презиравший американский демократический дух, решил воспеть русский консерватизм.