Читаем Пинакотека 2001 01-02 полностью

17* Выпуск «Art. russe». Brno, 1924, vol.. II, № 4, p. 11, 12, 19, 20, 23.

18* Gazette de sept arts, 1923, 23 fevrier, № 4-5, p. 10.

Нью Йорк, 1998-1999

Перевод с английского Норберта Евдаева.

<p>Русские истоки творчества Иды Карской</p>

Пьер Брюлле

Отвечая по-русски на вопросы Владимира Чинаева, друга ее сына, восьмидесятилетняя Ида Карская (Бендеры, 1905 – Париж, 1990) рассказала ему о многих эпизодах своей жизни, которые позволяют лучше понять творчество художницы. Эти воспоминания – замечательное свидетельство о жизни русских эмигрантов в Париже, об их творчестве, восприятии искусства и русских художественных традиций 1* .

В этом интервью-исповеди художница говорит: «Мы разрезаны надвое. Одна нога «здесь», другая «там». Эти «здесь» и «там» – своего рода аллегории, их можно истолковывать самыми разными способами. Одно из таких истолкований прямо связано с тем, что я эмигрантка из России. […] Ты родилась, явилась на свет, пересекла границу, оказалась «там». Нечто сбылось, а значит, завершилось. Сны, мечты, детство – всему этому пришел конец, а жить-то надо. Однако, что бы ни случилось, в каких бы обстоятельствах мы ни оказались, мы всегда остаемся внутри нашего собственного «здесь». В каком-то смысле мы прозябаем во тьме и оттуда, из тьмы, смотрим на солнце и звезды. Но самим нам до них очень далеко».

Карская покинула Россию в 1922 году; она отправилась в Бельгию, а затем в Париж, чтобы получить медицинское образование. В Париже она познакомилась с такими людьми, как поэт Поплавский, ставший одним из ее «невольных учителей», и вошла в интеллектуальную элиту русской эмиграции. Она слушает лекции Шестова и Бердяева, присутствует на вечерах общества «Зеленая лампа» у Мережковского и Зинаиды Гиппиус. Впрочем, Карская не идеализирует русских, с которыми ей пришлось столкнуться в Париже: «Надо сказать, что многие из моих соотечественников совершенно не интересовались ни живописью, ни литературой, не имели ни малейшего понятия ни о музыке, ни о поэзии. Среди них я чувствовала себя очень одинокой. До сих пор, встречая кого-нибудь из них, я делаю вид, что не узнаю их. По счастью, судьба подарила мне знакомство с другими русскими, которых я никогда не забуду. Я убеждена, что общение со многими из них повлияло на мои представления об искусстве».

Карская вспоминает о художниках, с которыми она познакомилась в Париже, – о Ларионове и Гончаровой, о Робере и Соне Делоне. Особое место в этих воспоминаниях занимает Сутин, который оказал сильное влияние на Карскую, когда она сама и ее муж, журналист и художник Сергей Карский, только начинали заниматься живописью. В жизни и творческой оиографии Карской очень важную роль сыграли два человека: Поплавский, в котором она ценила прежде всего эстета, знатока и ценителя живописи, и Сутин, которым она восхищалась, хотя никогда ему не подражала.

Карская искала свой путь в живописи: ее послевоенные фигуративные полотна, отмеченные влиянием экспрессионизма и сюрреализма, имели большой успех, однако она изменила манеру и начала создавать нефигуративные композиции с арабесками в стиле наскальной живописи. Такова серия конца 1940-х годов «Необходимые игры и бесполезные жесты». После кончины Сергея Карского художница создает серию «Испания»: среди мрачных образов испанских полотен – повторяющиеся очертания креста. В конце 1950-х годов были созданы такие серии, как «Письма без ответа» с игрой удлиненных прямоугольных форм и «Будни», где Карская впервые применяет технику коллажа: в дело идут древесная кора, опавшие листья, металлическая стружка, мятая бумага, обрезки кожи. Сама Карская, кстати, была убеждена, что «истоки коллажа следует искать в Древней Руси, ведь старые русские иконы – это самый настоящий, «чистый»коллаж» 2* . Карская создавала не только замечательные живописные коллажи. Среди ее работ – ковры, сплетенные из бечевки и дж\та, занавески для окон ее собственного дома, столешница, инкрустированная кожей, и удивительные фрески: художница любила рассказывать, как однажды ей стали тесны рамки холста, стоящего на мольберте, и она в порыве вдохновения принялась расписывать стены мастерской.

В серии «Полночные гости», созданной в соавторстве с Эстер Гесс около 1965 года, так же, как и в более поздних работах, относящихся к 1970-м – 1980-м годам, Карская хранит верность абстрактной живописи, но не чуждается и фигуративности; она всегда оставалась самой собой: «Я знаю, что я отстаиваю: я защищаю свободу в Искусстве. Не нужно подражать другим. Нужно делать то, что хочешь. Пусть даже выйдет плохо. Ведь это и есть свобода; другой я не знаю».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология