Пилсудский

В том же 1910 году вышла из печати еще одна брошюра авторства Пилсудского – «Военная география Королевства Польского». В ней он обосновывал мысль о том, что в случае войны России с Центральными державами основные силы русской армии будут отведены на правый берег Вислы, а к западу от нее останется только незначительный арьергард. Это позволит незамедлительно приступить здесь к формированию польской армии и вообще реализовать весь его план[74]. Как и в случае с характеристикой настроений в обществе Царства Польского, и эта оценка вероятного сценария развития событий, как показало начало Первой мировой войны, была излишне оптимистической.

Пилсудский не мог не задумываться о времени нового революционного подъема. Опыт польских восстаний в XIX веке свидетельствовал, что после поражения проходило время, и немалое, пока общество решалось на новый освободительный порыв. В среднем этот период занимал 30 – 40 лет. Если бы эта закономерность сохранилась, то Пилсудскому было бы к моменту новой революции 70, а то и все 80 лет. К тому же вряд ли в этом случае имело смысл готовить кадровый резерв для будущей революционной армии. По опыту Боевой организации Пилсудский знал, что рвущихся в бой людей нельзя долго держать без дела, ибо велика опасность того, что они выйдут из-под контроля, станут действовать на свой страх и риск, а то и просто превратятся в обыкновенных бандитов.

И все же он был далек от пессимизма. История ППС свидетельствовала, что социалисты, начав в 1890-е годы пропагандистскую деятельность среди аполитичного польского пролетариата, сумели превратить его в значимую общественную силу, не испугавшуюся вступить в борьбу с правительством под политическими лозунгами. Партия накопила реальный опыт мобилизации масс под социальными и национальными лозунгами, имела необходимые для этого средства, прежде всего прессу, и кадры.

О характерных для окружения Пилсудского настроениях того времени дают представление воспоминания Славека: «Для нас все пережитое нами имело особое значение. Была огромная разница между положением дел в период, предшествующий началу Русско-японской войны, и тем, что проявилось, стало фактом после революции. Прежде все находились под воздействием вооруженного европейского мира, небывалого развития военной техники. Воспоминания о поражении наших восстаний, ощущение численного преобладания России, отказ верхних слоев нашего общества от мысли о безрассудных порывах и их попытки – под прикрытием тезиса о создании материальной силы нации – примириться с судьбой, вот те условия, в которых мы начинали борьбу за независимость. Мы – несколько человек или чуть больше... Революция открыла новые горизонты, даже та, которая завершилась проигрышем, даже она приблизила нас к цели. Уже не на поколения следует считать время. Уже что-то стало происходить. Один порыв революции в России был подавлен, но могут прийти следующие порывы. Революция уже перестала быть абстрактным понятием. Это была реальность, мы познали ее условия и формы. Мы могли оценить действия каждого из нас и определить ту роль, которая на нас, маленькую группу, была возложена. Более того, мы могли сделать выводы из развития движения, обнаружить недостатки подготовки, недостатки, которые следовало устранить уже в ходе самой борьбы. Вывод был простым – следующая волна революции должна застать нас более подготовленными» .

По словам верного соратника Пилсудского, «нужно было устранить недостатки технической и организационной подготовки. Нужно было в первую очередь воспитывать и готовить боевых инструкторов. Нужно, когда придет следующий период революционизирования масс, чтобы они не растрачивали силы на бессмысленные манифестации и забастовки, а овладели показанной им формой борьбы с оружием в руках, формой массового партизанского движения. Кроме того, следует иметь достаточное количество людей, способных руководить этой массовой вооруженной борьбой, чтобы через них обеспечить определенный уровень плановости всего движения. И этих людей объединить с организацией»[75]. Конечно, воспоминания Славека относятся к более позднему времени, однако они ни в чем не противоречат как высказывавшимся в то время Пилсудским идеям, так и практическим действиям, предпринимавшимся с 1908 года.

Серьезные надежды связывал Пилсудский и с внешним фактором, с состоянием дел на европейской арене. Завершение в основных чертах складывания двух противостоящих коалиций вселяло в него веру в то, что не за горами новая европейская война, в которую обязательно будет вовлечена Россия. Эту веру укрепил международный кризис, разразившийся в октябре 1908 года в связи с аннексией Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, находившейся под ее оккупацией после Берлинского конгресса 1878 года. Следствием боснийского кризиса стала «первая военная тревога», показавшая всю остроту существовавших в Европе противоречий.