Пилсудский

С самого начала формирования армии Пилсудский особое внимание обращал на то, чтобы уберечь ее от влияния политических партий. Его кредо в этом вопросе выглядело следующим образом: «Армия – это машина, которую нельзя использовать в партийных играх. Потому что в этом случае она перестает быть тем, чем должна быть – защитницей всего народа»[170]. На первый взгляд может показаться, что он стремился держать армию вне политики. Именно так многие исследователи и трактуют его слова. На самом же деле все было не так. Пилсудский, при всей его любви к армии и презрению к политикам, в ноябре 1918 года из политики не ушел. Да и как могло быть иначе, если до созыва Учредительного сейма в феврале 1919 года в его руках была сосредоточена практически вся законодательная и исполнительная власть в стране. Летом 1919 года он писал Станиславу Шептицкому что всеми способами оберегает армию от вмешательства нынешнего сейма, в котором нет прочного большинства, господствуют интриги и мелочная борьба партий. И он сумел дать армии прочную опору, хотя и временную – опору на себя. Пилсудский не скрывал, что сделал это с нарушением закона и поддерживает положение лишь благодаря хладнокровию, настойчивости и определенному политическому такту. Представляется, что в этом признании Пилсудского изложена философия всех его действий в независимой Польше.

Реализовав в возрасте 50 лет главную цель своей жизни – восстановление независимого государства, – он автоматически должен был перейти к следующей задаче – гарантировать независимость от поползновений извечных соседей-врагов России и Германии. Сделать это можно было только с помощью мощной, дисциплинированной армии. Постоянно конфликтующие между собой партии такую армию создать не могут. Поэтому ее нужно вывести из-под контроля сейма, а для этого следует решительно ограничить его полномочия в пользу того, кто понимает значение армии для будущего Польши. Такой ход мыслей не мог не привести его со временем к решению о государственном перевороте.

Являясь одновременно создателем армии и ее главнокомандующим, Пилсудский с самого начала предпочитал назначать на важные должности в вооруженных силах преданных людей, если даже они не лучшим образом справлялись со своими обязанностями. Но поскольку таких кадров не хватало, даже он, самый старший по званию из легионеровстрелков, был только бригадиром, то есть самым младшим из генералов. В польском легионе было не более полутора десятков полковников, в несколько раз больше майоров. В большинстве своем они были офицерами-практиками, не имевшими даже среднего военного образования. А нужны были военный министр, начальник Генерального штаба, командующие фронтами, командиры оперативных групп и т. д. Поэтому приходилось привлекать в армию офицеров, особенно с высшим военным образованием, из австро-венгерской и русской армий. Они, в отличие от легионеров, были профессионалами-одиночками, а не сплоченной, связанной общим прошлым группой достаточно молодых людей, беспредельно преданных своему вождю.

По мере накопления опыта и взросления легионеры двигались вверх по служебной лестнице. Так, Казимеж Соснковский, начальник штаба 1-й бригады, уже в 1920 году стал военным министром, сменив на этом посту генерала русской армии Виктора Лесьневского. Командир полка Эдвард Рыдз-Смиглы получил под свое командование дивизию, а в 1920 году – армию, такова же карьера Владислава Сикорского. Поэтому вполне можно согласиться с К. Бадзяком в том, что Пилсудский осуществил «своеобразную узурпацию военной власти, ставшую в его руках в значительной степени исключительно политической структурой, которую постепенно подчинили его сторонники из ПВО и 1-й бригады. Эта задача была реализована таким образом, что обладание военной властью давало право самостоятельно издавать декреты и тем самым позволяло создать отдельную и самостоятельную государственную структуру, которой будут подчинены другие военные институты»[171].

И после начала работы парламента Пилсудский упорно отказывался от того, чтобы законодатели или правительство осуществляли хотя бы минимальный контроль за военной областью. Поэтому на практике требование держать армию вне политики означало только одно: армия – вотчина влияния Пилсудского, его инструмент воздействия на политическую жизнь в стране. Ведь не случайно же он заявил Барановскому и Йодко-Наркевичу, как уже цитировалось выше, что «когда у меня будет армия, все будет в моих руках». И в дальнейшем, даже оказавшись не у дел, Пилсудский будет пристально следить за всем происходящим в армии и делать все, чтобы не выпустить ее из-под своего контроля.