Пилсудский

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что неудачи Пилсудского видели только его противники и оппоненты. Для политически неискушенных людей они были незаметны, меркли в свете его триумфальных успехов, о которых много писали и говорили. В их числе был и смелый рейд 6 августа 1914 года 1-й кадровой роты в оставленные русскими войсками районы Царства Польского, и формирование 1-го полка (1-й бригады), на целую голову превосходившего другие части польского легиона, и успехи в боях местного значения, умело преподносившиеся обществу как громкие победы чуть ли не стратегического значения. Целенаправленному формированию легенды Пилсудского и 1-й бригады польского легиона в немалой степени помогали собственный опыт коменданта-бригадира как социалистического пропагандиста и агитатора, наличие среди его подчиненных и адептов большого числа людей интеллигентных, творческих, не лишенных литературного дара. Они хорошо понимали роль печатного слова в формировании общественных настроений и широко им пользовались. В их творчестве Пилсудский представал перед современниками как создатель и командир 1-й бригады польского легиона, кровью и тяжелым солдатским трудом чуть ли не в одиночку проложившей своему народу дорогу к независимости. Что касается 2-й и 3-й бригад польского легиона, боевой путь которых мало чем отличался от пути бригады Пилсудского, то ни они, ни их командиры никогда не имели столь же громкой славы.

Активному формированию легенды Пилсудского в немалой степени способствовало то, что занимавшиеся этим люди действовали не анонимно, они не были пиарщиками в современном понимании этого слова. Возвеличивая вождя, они возводили на пьедестал истории и самих себя. Как отмечает В. Сулея, «трудно ответить на вопрос, все ли они понимали, что, как это выразил Ю. Каден-Бандровский, их „подхватила на свои крылья история“, но и из этого подсознательного убеждения рождалась вера в коменданта как вождя, который обеспечил им этот „орлиный полет“, – вера, усиленная убеждением в их собственном значении»[137].

После расставания с австро-венгерской армией на руках у Пилсудского оставались два козыря: его легенда и Польская военная организация, своего рода ремейк Стрелкового союза, используя который можно было попытаться начать новую игру, на этот раз с немцами. Не было только ясности, захотят ли в Берлине садиться с ним за карточный стол.

Финальная игра

Подавая в отставку, Пилсудский уже, скорее всего, знал от краковских политиков, имевших хороших информаторов в венских придворных кругах, о достигнутой в августе 1916 года немецкими и австро-венгерскими политиками договоренности относительно будущей судьбы Царства Польского. Берлин и Вена пришли к общему мнению, что настало время провозгласить создание в этой оккупированной их войсками провинции Российской империи самостоятельного государства – Польского королевства.

Среди исследователей все еще нет единства мнений относительно причин такого решения, принятого спустя год после оставления русской армией Царства Польского. Чаще всего называют желание мобилизовать на этой территории от 500 тысяч до миллиона солдат и с их помощью склонить чашу весов войны в свою пользу. Но есть и другое мнение: инициаторами решения были немцы, стремившиеся воплотить в жизнь идею Срединной Европы. Польское королевство должно было стать первым самостоятельным государством на западных окраинах Российской империи, призванным сыграть роль буфера между Великороссией и Германией. Затем аналогичные государства-сателлиты были бы созданы в Прибалтике, Финляндии и на Украине. Фактически этот крайне недружественный акт в отношении империи Романовых был равнозначен признанию Центральными державами невозможности заключения с ней сепаратного мира. Решение о создании Польского королевства свидетельствовало, что Центральные державы пошли в войне, кардинально отличавшейся от всех предшествующих вооруженных конфликтов, на крайнее средство: поддержку и поощрение сепаратизма угнетенных народов. Надо сказать, что названные причины не противоречат друг другу, поэтому можно считать, что обе они принимались во внимание, по крайней мере, Германией. Что же касается Вены, то для нее августовское соглашение 1916 года означало расставание с идеей польско-австрийского решения вопроса о судьбе Царства Польского. Но у Австро-Венгрии, как более слабого союзника, не было иного выбора, кроме как согласиться с Германией.

Решение о создании Польского королевства было грубым нарушением международного права, разрешающего проводить территориальные изменения только на мирных конференциях с участием всех заинтересованных сторон. Не меньшим нарушением было бы и введение в этом эфемерном государстве всеобщей воинской повинности, то есть прямое принуждение подданных России польской национальности к государственной измене со всеми вытекающими для них последствиями.