Пилоты Его Величества

Февральскую революцию Александр Михайлович встретил довольно спокойно, сознавая ее неизбежность. «Я хотел быть в Киеве, поближе к фронту, – вспоминал он. – Не чувствовал никакой обиды на нацию и надеялся служить в армии. Отдав десять лет жизни развитию военной авиации, был поглощен любимой работой…» Он писал сыну 11 марта 1917 года: «Мой друг Дмитрий! Только сегодня получил твое письмо от 20 февраля, спасибо. Так было тяжко это ужасное время не быть со всеми вами. Бедная мама застряла в Петрограде. Она с братьями пережила страшное время, но Бог милостив, и все здоровы. Временное правительство находит, что Великие князья не могут при настоящих обстоятельствах оставаться на командных должностях, и я принужден был, как и другие, подать в отставку. Как вы понимаете, мне невыразимо тяжело покидать пост, на котором я состоял 31 месяц. Я так слился с авиационным делом, полюбил всех летчиков как своих родных детей, и вот как раз теперь, во время полного брожения умов, когда именно мое руководительство делом столь необходимо, мне не позволяют служить. Оскорбительно и больно. Но благо Родины прежде всего, и раз из высших соображений наше присутствие в армии нежелательно, следует подчиниться, что я и делаю… Скоро приеду в «Ай-Тодор», нужно очистить верхние комнаты, попросить садовника Юсуповых посмотреть сад… Мама еще не знает, когда выедет. Нельзя достать билетов, ведь мы теперь просто русские граждане, как все другие. Это меня радует, а вы проникнетесь этой мыслью и привыкнете смотреть на себя как на всех людей, и больше ничего.

Здесь все прошло спокойно, и революцию разыграли на двенадцать баллов. Только бы не развратили армию: освободители дисциплины не понимают, а армия может держаться только на дисциплине».

Первые недели революции, находясь в Киеве, Великий князь, его жена и императрица Мария Федоровна свободно ходили по улицам города среди ликующей толпы, не чувствуя к себе неприязни. Однако вскоре по распоряжению Временного правительства местные власти предложили княжескому семейству выехать в Крым, так как «представляет большую опасность держать врагов народа так близко к германскому фронту».

Императрица категорически отказывалась уезжать, желая разделить судьбу своих сыновей, вплоть до тюрьмы. Ее почти на руках внесли в поезд. Ехали в сопровождении вооруженных моряков и комиссара Временного правительства. Согласия между ними не было. Матросы представляли Советы и, посмеиваясь над комиссаром, не спешили выполнять его распоряжения. В своем имении «Ай-Тодор» княжеское семейство оказалось под стражей. Выходить за пределы его запрещалось.

Через много лет, находясь в эмиграции, Великий князь Александр Михайлович по-иному оценивал предвоенную обстановку в России. Осмысливая прошлое, он писал, что Первая мировая война была самоубийством европейских государств, что ее можно было избежать. России она была не нужна – велась в интересах союзников, отвлекая на себя полчища немецких войск. Князь считал, что сложившаяся в стране обстановка неуклонно вела к гибели империи.

«Первое десятилетие XX века, заполненное террором и убийствами, натянуло нервы нации, – читаем в его воспоминаниях. – Народ приветствовал приход новой эры. Лидеры побежденной революции 1905–1907 годов возвратились в покой парижских кафе, выжидая развития событий в далекой России, повторяя, что «нужно отступить, чтобы дальше прыгнуть».

Тем временем и враги, и друзья революции бросились в различные финансовые мероприятия. Появились мощные частные банки, ведущие деятели фондовой биржи уловили ситуацию и начали действовать. Скупали мелкие предприятия. Патриархальная Россия стала на зарубежный путь развития, не соответствующий ее национальному характеру. Эта быстрая «трестификация» страны, идущая далеко впереди промышленного развития, привела к горячечной спекуляции на бирже. Весной 1913 года в столице было шестьдесят тысяч маклеров обоего пола. Судьи, доктора, учителя, журналисты и офицеры стали тяготиться своей профессией. Зачем работать за копейки, когда есть возможность «сделать» пятьдесят тысяч рублей путем простого посредничества при покупке нескольких сот акций какого-нибудь «Николаев-Мариупольского металлургического общества».