Пилотируемый космический полет

Я тоже рос слабым и хилым от постоянного недоедания. Да. Мама получала на нас с сестрой пенсию, сама работала уборщицей, но этого было мало даже для нормального пропитания.

Нас спасал огород, на котором мы с сестрой трудились с раннего детства. Но к весне 1947 года и огород не помог. Вернее он был, но до очередного урожая нужно было еще дожить. Мама была вынуждена отдать меня с сестрой в детский дом.

Мы пробыли там недолго. Одно лето. Но никогда не забуду, как меня встретили обитатели детского дома. Существовала традиция пошутить над новоприбывшими. Подшутили и надо мной. Каким-то образом меня уговорили открыть рот и всыпали туда горсть горького красного перца. Смеялись все. И смеялись долго.

Науку «не раскрывай рот и не лови ворон» я запомнил быстро. Много дней прошло, но в голове у меня все время была одна мысль — надо вернуться домой. Пусть я буду голодным, раздетым, но с мамой будет легче. Это мысль становилась все крепче, и в какой-то момент я решил бежать из детского дома. Я ведь просто думал, что у нас насильно забрали нашу маму.

По взрослым меркам детский дом был недалеко от моего родного барака. Несколько километров это ведь не расстояние даже для семилетнего пацана. Но точной дороги домой я не знал. Знал, что нужно пройти через городской парк, перейти железную дорогу. А дальше места для меня уже были знакомые.

Попытка побега была совершена, но успеха не имела. Я прошел через парк, как через лес, но у железнодорожного переезда меня уже ждали.

Было обидно, но зато я уже разведал, ранее неизвестную мне, дорогу.

Во вторую попытку побега со мной пошла и сестра. Когда мы добрались домой, мама только пришла с огорода с первым урожаем кукурузы.

Плакали мы все долго. Но, когда за нами пришли из детского дома, мама нас не отдала: «Кукурузы много уродило. Как-нибудь прокормимся». И прокормились. Кукурузная мамалыга помогла.

К этому же периоду относится и другое серьезное воспоминание. Мы — дети, знали о том, что всем вокруг живется очень тяжело. Украина голодала, умирали люди, а по улицам нашего города каждый день шествовали колонны немецких военнопленных из расположенного неподалеку лагеря. Мы знали одно — нам плохо, а их кормят и одевают. За что? И многим из нас хотелось хотя бы поиздеваться над военнопленными, подразнить их. И именно мы, малыши, были среди заводил самыми смелыми и нахальными. Мы не ведали что такое опасность или сострадание. Почти у всех нас не было отцов, и наша озлобленность была вполне понятной. Мы выкрикивали ругательные слова, и на первых порах даже пытались плюнуть в колонну военнопленных. Немногочисленные солдаты конвоя лениво отгоняли нас, хотя мы и сами старались не подходить очень близко к немцам. Так нас воспитывали, и мы еще помнили унижения времен оккупации.

Мы не разделяли военнопленных на хороших и плохих людей. Для нас они были все Фрицы — так презрительно окрестили тогда всех немцев, воевавших против нас. Может быть, среди них был и тот, кто бросил мне когда-то хлеб. Вполне возможно. Но об этом тогда не думалось. Единственное желание было у всех просто поесть. И это желание уже становилось привычным и потому особенно опасным.

Сейчас я не удивляюсь, а в тот период очень странным казалось мне, что только некоторые военнопленные откликались на наши насмешки. Может быть поэтому нас надолго не хватало. Уже через сто-двести метров мы отставали, а через некоторое время и вовсе прекратили это занятие. Стало не интересно. Да и настоящей злости, как, впрочем, и сострадания, мы не ведали.

Когда пришла пора идти в школу, мне повезло. Классный руководитель Галина Андреевна была прекрасным учителем и добрейшим человеком.

В эти годы я отчетливо помню заботу, которую проявляли люди к таким как я. Война многих ожесточила, но и сделала более человечными. Родительский комитет в школе собирал на праздники деньги для подарков детям из детдома. Получал подарки и я с сестрой.

Не забывали помогать маме и на ее работе. Мы с сестрой каждое лето ездили бесплатно отдыхать в пионерлагерь. Помогали одеждой и обувью.

Только сейчас, став взрослым, имея свою семью, я понимаю, как трудно было маме. Мы помогали ей как могли. На мне, например, была обязанность пасти нашу козу. Я даже зарабатывал, приглядывая и за соседскими козами и коровами.

Именно в это время я и пристрастился читать книжки и стал заниматься спортом. Вернее физкультурой. Ведь козопас я был не один. Играли и соревновались мы друг с другом много. И информацией делились, новыми знаниями. Так что это была очень хорошая школа самообразования и развития.

Конечно, как и все дети того времени, мы играли в войну. После войны долго сохранялись разрушенные здания, которые превращались нами в неприступные крепости. И часто после атак таких крепостей многие шли домой с пробитыми головами. Ведь защитники и нападающие дрались всерьез, а камни были надежным оружием.