Пилотируемый космический полет

Солдаты смеялись, кто-то запел, и вдруг почти разом все стали кричать ребятишкам, приглашая их к окнам. Кто-то бросал хлеб, кто-то сахар, другие продукты. Мальчишки (девчонок не было) подхватывали все, и разбегались кто куда. Они были опытными и знали, что часовой вернется и не один. Но охота на этот раз была для всех удачной.

Мама встретила меня на полпути к дому. Девчонки, наблюдавшие за всем издалека, уже успели сказать ей, что я пошел к окнам. Она не стала меня ругать. Молча взяла продукты, прижала меня к себе, погладила по голове и тихо прошептала.

— Спасибо, сынок. Теперь мы сможем протянуть самое трудно время. — И я почувствовал на своих волосах теплую каплю ее слез. Это была горькая цена того, что в три года я впервые стал кормильцем семьи. Никогда мне не забыть и ее выражения лица в тот момент, в котором смешались горечь и стыд, жалость и одобрение.

Я не помню, фотографировал ли нас кто-то из солдат в тот момент. Это потом, взрослым, я читал в книгах, видел фильмах о подобных пропагандистских приемах со стороны фашистов. Но ведь и в хрониках майских дней 1945 года советские солдаты в поверженном Берлине спасали многих голодных стариков и детей. И я знаю, что наши солдаты поступали искренне, честно, в порыве душевной доброты. Но тогда получается, что я должен поверить и в то, что немецкие солдаты, помогая детям, тоже поступали честно. И это будет справедливо. Не верю я лишь в то, что подачки всегда принимались с благодарностью. Унижение и благодарность никогда не могут быть рядом. Они рождают ненависть.

И еще. Откуда мне было знать, что эти дядьки, дарящие хлеб, и есть те самые немцы, что они самые настоящие фашисты, и что их нужно бояться, видимо и немцы были не все одинаковыми, как и наши солдаты, и у многих из них тоже были дети. Да и поумнели они, говорят, к лету 1943 года.

Из времен оккупации помню еще и время отступления немцев. Правда, тот факт, что это было освобождение города от фашистов, мне был неведом. Мне об этом рассказали значительно позже. А то время я помню как интересное приключение. Мама вдруг заметалась по комнате, одела сестру и меня, отвела к двери, и хотела возвратиться, чтобы что-то взять. И вдруг раздался грохот, и угол комнаты, в котором мы только что были, осел. Свой или чужой это был снаряд или неизвестно, но похоронить нас он мог. Мама схватила нас за руки, и мы побежали в убежище во дворе, которое соорудили совместно жители барака.

Народу было много. Сидели в убежище мы долго. Стемнело. Я долго терпел, но потом все же сказал маме, что хочу по маленькому. Мама вывела меня из укрытия, а я и забыл, зачем вышел. Так там было интересно. Огромные звезды в небе. Совсем недалеко пылают огромные пожары, а вокруг что-то дзинькает. Позже я узнал, что немцы при отступлении взорвали заводы, и они горели, а я любовался этой картинкой. А дзинькали вокруг пули и осколки.

Любоваться необычайными эффектами пришлось недолго. Мама быстро пригнула меня к земле. Приседая, по канаве, мы прошли чуть-чуть в сторону. Я тут же сделал свои дела, и мы быстро вернулись в укрытие.

После освобождения города от немцев отца забрали в армию рядовым солдатом, и почти сразу он попал на фронт, так как до войны успел отслужить срочную службу в армии.

У меня есть фотография отца, но я его не помню. Осталось лишь одно воспоминание. В один из дней лета 1944 года мы с сестрой в чем-то провинились, и, чтобы избежать наказания, спрятались под кровать. Мама долго выгоняла нас оттуда веником, но потом оставила в покое. Но вылезать из — под кровати мы не торопились.

Вдруг мы услышали, как открылась дверь, и потом мама закричала. Затем показались сапоги, и кто-то вытащил нас. Оказалось, что это был отец. Мы были прощены, и наравне со взрослыми сели за стол.

Отец подарил мне солдатские ложку и вилку, которые складывались вместе. И на долгие годы этот подарок был единственным воспоминанием об отце.

25 апреля 1945 года отец погиб на фронте — в Восточной Пруссии. С тех пор и засело в памяти, что именно эта война стала причиной страданий моей мамы, гибели отца и моего сиротства. И именно тогда, пяти лет отроду, я впервые убежал из дома бить немчуру проклятую, выродков фашистских. Я не понимал того что война закончилась, и не представлял куда мне надо ехать. Но я был уверен в том, что мне надо что-то делать. И я принял решение. Естественно, что никакой подготовки к побегу не было. Меня сняли с пригородного поезда на ближайшей остановке. Может быть я и уехал бы дальше, но соседская детвора в очередной раз быстро сообщила маме о моем поступке. Первая попытка оказалась неудачной.

Дальнейшие воспоминания относятся уже к послевоенному времени.

Долгожданная победа над фашизмом все же пришла. Но сытнее от этого не стало. К тому же, в семье появилась младшая сестренка, как результат кратковременного визита отца.

Мама предпринимала все, что могла, чтобы прокормить нас.

Однажды она ушла и не возвращалась больше суток….