Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

На двух решающих участках наши союзники отступили перед давлением русских. Хотя немецкие солдаты вели себя безукоризненно, 6-я армия потеряна, а с ней потерян и Сталинград. А со Сталинградом потеряна и возможность уничтожить самый активный центр русских армий.

Глава 8 ОТСТУПЛЕНИЕ

Юнгклаузен только что совершил вылет, используя остатки бензина. В трудных условиях он сделал отличную работу, но, даже вернувшись сюда, в Обливскую, он не находит тишины. Однажды утром мы слышим одиночные выстрелы на краю аэродрома. Как я узнаю позднее, наземный состав другого подразделения вступил в перестрелку с регулярными советскими силами. Метеорологи пускают вверх красные ракеты, поднимая тревогу. Я немедленно взлетаю вместе со своей эскадрильей и неподалеку от аэродрома вижу лошадей. Рядом с ними – спешившиеся всадники. Это иваны. Еще дальше на север – неисчислимая армия лошадей, солдат и техники. Зная состояние нашей обороны, я набираю высоту, чтобы получить общее представление о положении дел. Довольно быстро я понимаю: вперед идет русская кавалерийская дивизия и на данном участке нет сил, способных остановить ее продвижение. К северу от нас нет непрерывного фронта, так что русские могут незамеченными проникать через только что сделанный прорыв. Их главные силы находятся в трех-четырех километрах от нашего летного поля; головная колонна направляется на его окраину. Здесь нет наземных сил, а это значит, что наше положение очень серьезно. Первое, что мы должны сделать, – это уничтожить их артиллерию бомбами и бортовым оружием, пока русские не окопались; затем мы будем атаковать все остальное. Спешившиеся кавалеристы очень уязвимы, и у нас нет выбора, приходится уничтожить всех их лошадей.

Мы взлетаем и садимся практически без перерыва; все делается с лихорадочной быстротой. Если мы не уничтожим русских до заката, ночью они будут нам угрожать.

В полдень мы замечаем несколько советских танков. Они катят на полной скорости к нашему аэродрому. Мы должны уничтожить их, иначе нас сотрут с лица земли. Мы сбрасываем бомбы. Танки маневрируют, пытаясь их избежать. Страх за свой аэродром дает такую точность попадания, которой у нас раньше не было никогда. После атаки мы набираем высоту и направляемся к летному полю по самому короткому маршруту, весьма довольные хорошо сделанной работой и успехом наших защитных мер. Внезапно я замечаю перед собой… прямо на краю летного поля… это совершенно невозможно! Последний советский танк. Он избежал нашей бомбардировки и полон решимости выполнить свою задачу. В одиночку он вполне способен превратить все, что находится на аэродроме, в щепки. Я ухожу в пике, и хорошо нацеленная бомба поражает танк в нескольких метрах от взлетной полосы.

Вечером, делая семнадцатый вылет за день, я с удовольствием оглядываю поле боя. Здесь тихо, противник буквально сметен. Сегодня мы определенно поспим спокойно. Во время наших последних вылетов противовоздушная артиллерия покидает свои позиции и создает нечто вроде защитного заслона перед аэродромом, на случай если какой-нибудь уцелевший иван забредет сюда ночью. Я лично считаю, что это вряд ли возможно. Немногие уцелевшие скорее спешат в штаб, чтобы доложить, что кавалерийский отряд больше не существует и его следует вычеркнуть из документов.

Перед Рождеством мы в Морозовске, немного дальше на запад. Здесь с нами случается похожая история. Иван просачивается в нескольких километрах от нашего аэродрома в Урюпинске. Погода затрудняет вылеты. Однако нам приходится спешить, поскольку, если мы не справимся с иванами днем, они удивят нас ночным появлением. 24 декабря в любом случае нам предписано перелететь на другой аэродром на юго-востоке. Продолжительная плохая погода вынуждает нас повернуть и отпраздновать Рождество в Морозовске. В канун Рождества мы знаем, что охрана может поднять тревогу в любой момент. В этом случае нам придется защищать свой аэродром с оружием в руках. Никто не чувствует себя спокойно; у одних это заметно меньше, у других сильнее. Хотя мы поем рождественские гимны, настоящей христианской атмосферы здесь нет. Писсарек покончил с ней после восьмого гимна. Он схватил Юнгклаузена, словно медведь, и закружил его по комнате. Вид нашего трезвенника, превратившегося в танцующего медведя, оживил атмосферу. Он развеселил всех, заставил забыть мрачные мысли и развеял общую скованность. Скоро мы все чувствовали себя хорошими друзьями.

На следующий день мы узнали, что накануне Рождества Советы захватили соседний аэродром в поселке Тацинском, в 45 километрах к западу, где располагалась транспортная эскадрилья нашего подразделения. Советы вели себя безобразно – трупы наших коллег были изуродованы, глаза выколоты, а носы и уши отрезаны.