Пилот штрафной эскадрильи

Михаил с группой пилотов своего полка подошел поближе. Оказалось, что летчик не выключал двигатель при посадке – он у него просто заглох.

Рано утром они барражировали южнее Тулы, увидели группу бомбардировщиков «Дорнье-215» с прикрытием истребителей «мессершмитт» и втянулись в бой. Одна пара атаковала До-215, а они связали боем «худых».

— Погоди, — остановил Михаил рассказчика, — «худые» – это кто?

— Да «мессеры» же! Их так московское ПВО называет.

Хм, и в самом деле: фюзеляж у «мессера» тонкий – вроде худой. Так в полку это прозвище за «мессершмиттами» и закрепилось. В дальнейшем на всех фронтах от всех пилотов – истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков – прозвище это Михаил слышал чаще, чем «мессер».

У МиГ-3 оказались проблемы с бензобаком. Механики оттащили истребитель на пустующую стоянку, подремонтировали его, и к вечеру летчики перелетели на свой аэродром. На прощание один из них с завистью посмотрел на Яки:

— Повезло вам, парни. Як «худому» не уступает – не то что МиГ.

Летчик махнул рукой и полез в свой самолет. Слышал уже Михаил отзывы о МиГах – тяжелый самолет, не доведен проектировщиками до конца. Сыроват, как говорят пилоты. Но такова жизнь – идеальных истребителей не бывает.

Пятница 21 ноября выдалась тяжелой. Сначала на задание вылетели две пары из первой эскадрильи. Через час – еще две, из второй, в том числе и Остапенко с Михаилом.

В воздухе над передовой висела масса самолетов – штурмовики, бомбардировщики, истребители – как наши, так и немецкие. Кипел жестокий бой. Самолеты обменивались пулеметным и пушечным огнем. Бомбардировщики стреляли по истребителям, истребители – по бомбардировщикам и истребителям. Сразу и не разобрать было, кто с кем дерется.

В свалку бросились с ходу. Да и как было упустить возможность дать очередь по хвосту «мессера», внезапно появившегося перед парой?

«Худой» задымил и пошел вниз. А в трехстах метрах впереди – «Хейнкели-111» тройкой идут. Пара Остапенко – к ним. Узрев опасность, с каждого бомбовоза к ним потянулись огненные трассы.

Чтобы выключить из боя наглых стрелков, истребители набрали высоту, сделали переворот через крыло и начали стрелять по бомбардировщикам из задней полусферы. Огонь вел в основном Илья.

Вот задымил, а потом и полыхнул правый двигатель «хейнкеля». Бомбардировщик бесприцельно сбросил бомбовый груз и стал разворачиваться. Тут его Илья и подловил – всадил в фюзеляж пушечную очередь. «Хейнкель» начал падать.

Но тут или Михаил утратил осторожность, засмотревшись на падающий бомбардировщик, или «мессеры» неожиданно из облака вывалились – теперь уже не выяснишь, только по плоскостям прошлась очередь. Самолет вздрагивал как от ударов.

Взгляд назад – «худой» на хвосте, рядом совсем – около сотни метров. А чуть дальше видится еще один, ведомый.

Самолет рулей слушался, но дымил, и Михаил левой рукой дал полный газ, а правой рванул на себя ручку управления. Як резко задрал нос, выходя на восходящую петлю и одновременно с этим уходя из-под огня. От перегрузки потемнело в глазах. А перед стеклом – рядом совсем – уже вырастал хвост «мессера». Михаил и рубанул по нему своим винтом.

В ту же секунду раздался сильный треск, в разные стороны полетели клочья обшивки «мессера». Но и Як затрясло, причем сильно.

Михаил довернул самолет в сторону аэродрома и сбросил газ до минимума. Двигатель стало трясти меньше, но тяга, а с нею и скорость упали. Дотянет ли он до аэродрома? Не хотел Михаил на таран идти, это почти всегда – гибель и самих пилотов, и самолетов. Но, видно, разница в скорости была не очень большой, и потому получилось аккуратно.

Михаил полностью открыл фонарь. Мало ли: остановится двигатель, с парашютом прыгать придется – так чтобы времени зря не терять. К тому же у Яков фонарь иногда клинило.

Вдруг сзади – характерный «др-др-др»… По фюзеляжу застучали пули. Добить решили, гады!

Михаил обернулся, выглянул через бронеспинку. «Худой» сзади, а за ним – Як Остапенко.

Вновь треск очереди. «Мессер» задымил, пошел вниз, и сразу – взрыв. Но и двигатель Яка Михаила остановился.

Остапенко пристроился рядом – крыло к крылу. Однако истребитель Михаила перестал слушаться рулей и начал резко терять высоту.

Сначала пилот решил присматривать внизу место для аварийной посадки, однако же обзору «вперед и вниз» мешал капот мотора. Развернуться же и сесть на приглянувшееся место было невозможно – тяги нет. Перед брошенным штурвалом торчали искореженные, неподвижные лопасти винта.

Высота уже две тысячи. Еще немного, и надо делать выбор – садиться на брюхо или прыгать с парашютом. Покидать кабину и спасать свою жизнь под ненадежным «зонтиком» фронтовые пилоты не любили. Не очень-то верили они в надежность парашюта, да и немцы уж слишком часто расстреливали пилотов в воздухе при снижении.

В голове Михаила лихорадочно билась одна мысль: «Что делать?»

В кабине запахло гарью. Снизу, из-под пола, потянуло дымом. Все, конец мучениям выбора. Надо немедленно покидать обреченный истребитель. Тем более что и Остапенко машет рукой – покидай, мол, самолет!