Пилот штрафной эскадрильи

Когда он замолк, Вера некоторое время сидела задумчиво – о Есенине она слышала, но не читала, а о Цветаевой вообще узнала впервые.

– Марину Цветаеву Советская власть не любит, – прервал молчание Михаил.

– Тогда чего ее читать? Наверняка буржуазные слюни.

– Понятно, – протянул Михаил. – «Я Солженицына не читал, но осуждаю».

– Это ты о ком? – не поняла Вера.

– Пустое, – спохватился он, – не бери в голову.

– Эх, сейчас бы на море, – мечтательно сказала Вера, – на песочке бы поваляться, мороженого поесть.

– Ты была на море? – удивился Михаил.

– С мужем ездили. Ему путевку дали – как раз перед войной. Здорово! Впечатлений – на всю жизнь.

– Да, на море бы сейчас – просто сказка! Пиво холодное, местные чурчхелу носят, хачапури…

Дверь в землянку неожиданно отворилась. На пороге стояла капитан. Негодующим взглядом она окинула беседующих.

– Лебедева! Кто позволил пропустить посторонних в расположение части?

Вера вскочила с нар:

– Какой же он посторонний, товарищ комэск? Он такой же летчик.

– Мне лучше знать. Он штрафник, и делать ему здесь нечего. А вы, гражданин красноармеец, немедля покиньте расположение части. По-моему, вам на полеты пора.

– Так точно.

Михаил вышел из землянки. Женщины эскадрильи проводили его – кто жалостливым, а кто и злорадным взглядом.

«Вот облом! И чего я такого неправильного сделал?» – думал Михаил, возвращаясь в расположение своей эскадрильи.

Они отлетали ночь, сделав четыре вылета на бомбежку.

Утром еще и отдохнуть не успели, как его вызвали к особисту.

«Черт, наверное, карга эта – командир женской эскадрильи – настучала!» – решил Михаил и внутренне уже приготовился к неприятностям.

Постучав в дверь, он вошел, представился.

– Красноармеец Борисов по вашему приказанию прибыл.

– Садись.

Михаил уселся на стул.

– Сегодня какое число? – неожиданно спросил его особист.

– По-моему, двадцать второе, – недоуменно пожал плечами Михаил.

– Правильно. Сегодня истек срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, Борисов! Чего не радуешься?

– Неожиданно как-то…

– Заслужил. Я давно за тобой наблюдаю – с тех пор, как ты из госпиталя к нам в часть попал. Воюешь хорошо, смело, товарищей из беды выручаешь. После госпиталя месяц – даже больше – прошел. Освобождение тебе на месяц давали, и пора в свободный полк возвращаться, на истребитель. Там с тебя больше проку будет.

– Это в группу Федорова? Так она тоже штрафная.

– Нет, ты не понял. Сегодня вышел срок, на который тебя в госпитале освободили от летной работы по ранению. И сегодня же закончился срок твоего пребывания в штрафной эскадрилье, к которому тебя приговорил трибунал. Вот и поедешь в свой полк.

– Меня в Москве арестовали; я в запасной авиаполк и ехал – переучиваться на новую технику.

– Хм, неувязочка… Ты отдохни после ночи, а я созвонюсь, выясню, куда тебя направлять. «Кубари» на петлицы можешь, кстати, нацепить. Согласно положению после отбытия наказания военнослужащему возвращаются все права. Так что ты в звании восстанавливаешься, и награды, если они есть, тоже возвращаются. Свободен пока, Борисов!

– Есть!

Михаил вышел от особиста слегка ошарашенный. Вот он уже и не штрафник, а радости особой нет.

Он дошел до своей стоянки, развернул носовой платок, достал «кубари» и нацепил их на петлицы. Механик сразу это заметил.

– О! Товарищ младший лейтенант! Поздравляю! Ваш срок закончился?

– Так точно! Теперь я – вольный летчик.

Спать не хотелось, хотя ночь выдалась бессонная. В голове мелькнуло: «Меня сегодня отсюда переведут – в запасной авиаполк или в строевую часть. Надо сходить к Вере, попрощаться».

Он направился в женскую эскадрилью – благо уже знал, где землянка Лебедевой. И надо же было такому случиться – у самой землянки вновь наткнулся на зловредного комэска.

– Красноармеец, ко мне!

Но Михаил сделал вид, что не слышал.

Комэск догнала его, схватила за плечо:

– Ты допрыгался, штрафник. Я иду к особисту.

Но тут она увидела петлицы на гимнастерке Михаила.

– Я не штрафник и не красноармеец, товарищ капитан, – спокойно сказал Михаил, стряхнув с плеча руку комэска.

– Поздравляю, – процедила сквозь зубы комэск и, развернувшись, ушла. «Вот еще цербер», – подумал Михаил.

Он постучал в уже знакомую дверь.

– Это ты, Зоя? – послышался женский голос.

– Мне бы Лебедеву, – попросил Михаил.

За дверью пискнули, она приоткрылась. В образовавшийся проем выглянула кудрявая головка и тут же снова исчезла. Через пару минут вышла Вера.

– Ой, наша комэск тебя увидеть может.

– Да черт с ней, мы только что виделись.

Взгляд Веры наткнулся на петлицы.

– Ой, тебя в звании восстановили?

– Да, с сегодняшнего дня я уже не штрафник. Вот попрощаться пришел. Особист вызывал, говорит – готовься к переводу в свой полк. А у меня нет полка. Было направление в ЗАП, так его трибунал забрал.

Вера сделала шаг, другой, потом порывисто обняла Михаила. Проходящая мимо летчица хмыкнула.

– Ты мне адрес полевой почты дай, я тебе писать буду, – попросил он Веру.

– Запомнишь? 43472.

– Запомню. – Михаил повторил цифры. Если бы не близкое расставание, он бы так и не понял, насколько близка стала ему Вера.