Пилот на войне

Когда экспедиция специального уполномоченного Совета Обороны Индрика в 2622 году высадилась на Глаголе (конкордианская Апаоша, система Шиватир) и приступила к изучению этой удивительной планеты, обнаружилось, что ее недра буквально нашпигованы сверхмассивными эсмеральдитовыми образованиями. Мы высказываемся осторожно — «образованиями», — хотя ряд исследователей говорит безапелляционно об эсмеральдитовых генераторах.

Тогда же была высказана гипотеза, что именно они, эти эсмеральдитовые массы, в качестве побочного эффекта излучают потоки хрононов, которые и погрузили Человечество в реку времени, текущую вспять — ретроспективную эволюцию.

Доказать подобное смелое, на грани научной провокации предположение невозможно. По крайней мере пока физики не научатся засекать то самое хрононовое излучение.

Однако если принять гипотезу, придется признать, что первыми под удар ретроспективной волны попали сами джипсы, превратившие свою материнскую планету в «каменоломню», сформировавшую их первый Рой. Учитывая, что они жили на эсмеральдитовых генераторах долгие века, волна должна была иметь могущество цунами, которое смыло их цивилизацию во времена не просто архаические — архейские.

Леруа М. Джипсы: Прощание с разумом. — Париж: Фонд Жака Дерриды, 2644

— Борт 309, на взлет, — послышался голос в рации диспетчера. — Коридор 3 свободен. Разгон до первой от эшелона двадцать семь. Как приняли маршрут?

— Здесь борт три ноль девять, принял чисто, — ответил я после короткого общения с парсером, который подмигнул зеленым глазом, мол, не сомневайтесь, товарищ пилот, все в порядке.

— Хорошей тяги, «Комета»! Ни пуха ни пера!

— К черту!

Я затворил шлем, а парсер без напоминаний перевел основные показатели датчиков на забрало и продублировал на остекление кабины. Интегрированный комплекс управления проецировал данные непосредственно на мою нежную сетчатку, так что не было необходимости вертеть головой, обозревая необъятный пульт «Дюрандаля».

— Все системы в норме. — Парсер говорил женским голосом, из которого прямо-таки сочился весь оптимизм Вселенной.

— Вижу.

— Активировать автопилот?

— Отрицательно. — Мне хотелось порулить самому, вот такое странное желание.

Мягким шенкелем я пришпорил двигатели, уже две минуты крутившиеся вхолостую.

Индикатор скорости пополз вверх. Тяга два процента.

Мимо побежал космодром Глетчерный, весь в традиционной побелке, будто валиком прошлись. Потому что хоть и весна в самом соку, но только не на богом забытом «Ямале». Здесь конец апреля ознаменовался жарой в десять градусов ниже ноля.

Рулежная дорожка соседней взлетки, где маневрировал могучий «Фульминатор», осталась позади. На меня неслась череда ориентационных огней, а по левую руку им вторили огни сварки на исполинской туше «Рюдзё», видневшегося в двух километрах.

Покойный авианосец разрезали прямо на бетоне — тащить потому что было далековато. Уже месяц резали, а все никак не могли дорезать до конца, хоть и остался от гиганта голый скелет.

Полоса мягкая, ровная, спасибо пенобетону! Не скажешь, что всего ничего тому назад здесь царил хаос воронок, змеистых трещин и могучих камуфлетных холмов от главного калибра.

Пенобетон — второе по значимости открытие человечества. Первый, конечно, детоксин, который позволяет нам трескать спирт, не шибко заботясь о последствиях!

— Здесь Ревенко, — сообщила рация.

— Слушаю тебя, Артем.

— Ждем тебя на опорной орбите в квадрате…

— У меня есть маршрут, спасибо, — перебил я товарища.

— Тогда отбой. — Рация заткнулась.

Мы.

Ревенко и Румянцев — всё, что осталось от Эскадрильи Особого Назначения. Есть еще Клим Настасьин, но где его носят черти X-матрицы, знают только Бог и товарищ Иванов.