У меня отняли всё: ярость боев и радость побед, унылую скуку одиночного патрулирования и адреналин посадки на астероид, все мои разговоры, пьяные, умные, задушевнее и деловые… любовь Рошни и одинокие сексуальные этюды соло… всё!
Я вращался в розовом тумане боли, такой боли, по сравнению с которой пытка церебральным инициатором сойдет за иглоукалывание — не соврал, козел! Я капитана имею в виду.
Ужас в том, что я оставался в полном сознании, видел, слышал и осознавал происходящее. Где-то на границе мелькала мысль: «Слава богу, что они не копнули глубже! Ведь там сверхсекретные операции на Титане и Наотаре! Шпионский комбайн ГАБ! А остальное — не жалко — забирайте».
И я зубами, зубами, до скрежета и выкрашивания эмали вцеплялся в ту невидимую грань, которая отделяет нормального человека от слюнявого кретина.
А потом что-то прервалось, и я провалился в обморок, который незаметно перешел в сон. Нормальный, товарищи, сон, пусть и наполненный невнятными кошмарами.
Пробуждение наступило в комфортной койке больничного типа. Да это и был лазарет, только незнакомый — видимо, всё на том же одиннадцатом уровне. Передо мной маячила рожа капитана. Будь я в более адекватном состоянии, то с наслаждением отметил бы, что сквозь всегдашний гранит аристократической невозмутимости явно проступает досада.
На капитана смотреть не хотелось, и я проверил себя, как оно? Инвалид? Точно не кретин, но что с конечностями? Вроде бы все в порядке…
Секуридад что-то вещал, а я не слушал. И только через несколько минут до меня стал доходить смысл. В довершение своего спича капитан сказал:
— …Поэтому я вынужден вас отпустить. С извинениями. Мозговое сканирование не выявило состава преступления, а последовавшие события подтвердили вашу невиновность. Считайте, что вам повезло. Вот этому письму вы обязаны свободой и психическим здоровьем. Будьте уверены, что повторного сканирования не выдержали бы даже вы. Прочтите на досуге. Всего хорошего. Выздоравливайте, вас ждет работа.
На одеяло упала копия рукописного письма. Капитан выполнил четкий разворот кругом и покинул поле зрения. Я остался наедине с капельницей.
Сон.
Долгий сон.
Утром, если это было утро, я скушал плошку куриного бульона, поднесенную колесным роботом, и меня не вырвало, что явно указывает на то, что ваш покорный слуга здоров. После завтрака я нащупал под подушкой сложенную вчетверо бумажку, и когда только успел ее спрятать?
Все еще недоумевая, я начал читать.