Пилот-девица

Он рассказал муромчанке, что корабль все-таки не пережил Наотарский конфликт.

Да, в тот знаменательный день гремучий тандем василиска и Василисы парадоксальным образом спас «Ивана Третьего». Последний смертоносный импульс джипсианского гразера не достиг реакторов корабля, потому что бедовый инопланетянин резко «газанул» и выдернул авианосец из-под удара. А затем уже Василиса помогла «Ивану Третьему», убив василиска — который требовал от двигателей запредельной тяги, что обещало привести и к взрыву носовой реакторной группы, и к разлому корабля из-за перегрузок.

Но через несколько дней джипсы «Ивана Третьего», почти подготовленного к буксировке с орбиты Ауруши прочь, все-таки добили. Это случилось во время большого сражения, в которое был втянут весь Экспедиционный Флот и прикрыть поврежденный авианосец было нечем. Две группы озверевших гребешков набросились на «Ивана Третьего», словно голодные пираньи, и все-таки развалили его пополам, стреляя из скорострельных рентгеновских лазеров внутрь огромных пробоин, полученных кораблем в предыдущем бою.

Конечно, большая часть экипажа смогла спастись. Но вот спасти корабль не было никакой возможности.

Федотик близко к сердцу принимал гибель родного авианосца и пытался забыться в работе.

— Так откуда, вы говорите, Василиса Емельяновна, происходит этот опасный пират, Иеремия Блад? Из Луизианы?

Василиса кивала — она уже трижды рассказывала всё, что знала. И показывала дареное зеркальце с монограммой. И даже нашла трость, похожую на трость Иеремии Блада, в каталоге дорогих аксессуаров — слоновая кость, ручное исполнение, восемьсот терро.

За всеми этими делами — подкурсами, собеседованиями, свидетельскими показаниями и часами в роли подопытной мартышки и художницы — у Василисы совершенно не оставалось свободного времени.

Лишь иногда она позволяла себе поваляться в соленой ванне с пеной или поглядеть «Первый Женский». К вопросу о пене и женском — спецжурналиста Станислава Стеценко она больше никогда не встречала и ничего о нем не слышала.

Однажды, в Москве, где она была на пешей экскурсии вместе с другими девчонками с подкурсов, Василиса увидела на лавочке, прямо возле Чистого пруда, что на Бульварном кольце, Герду — девушку с глазами цвета аквамарина (или девушку, как две капли воды на Герду похожую.)

День был дождливый и холодный. Герда сидела на лавочке и грела руки о стаканчик с капуччино. На стаканчике — логотип ближайшей закусочной быстрого питания. Дымчатые волосы Герды были забраны в конский хвост, а воротник зеленого кашемирового пальто поднят.

Лицо Герды уже не было таким убийственно-печальным, каким запомнила его Василиса, когда та, пьяная от горя, рассказывала зрителям свою историю. Оно было стылым, как ноябрьский воздух. Чу! Вдруг в кармане у Герды задрожал телефон. Девушка поднесла к уху трубку. Вмиг выражение ее лица переменилось — нежданно на нем расцвела улыбка, в которой были и надежда, и ожидание грядущего счастья.

И Василиса улыбнулась вместе с Гердой…

Домой Василиса все-таки написала — переборов гордость, обиду и детское желание быть взрослой.

Написала в тот самый день, когда на практических занятиях первого курса она впервые подняла в воздух старенькую «Малагу». (Пусть и в присутствии инструктора, пусть и при автопилоте, включенном в режим ассистента, но все-таки — сама, занимая место первого пилота!)

«Дорогие мои тятя и братцы! Пишу вам я, ваша дочь и сестрица Василиса Богатеева. Я жива, здорова, сыта и устроена во всех своих потребах, брегома нашими богами и затейницей-судьбой. Живу в достатке, близ стольного града Москвы, отца городов русских…»

Василиса написала практически обо всем, утаив разве что свое знакомство с дядей Толей, месяцы в зверинце у «Алых Тигров», охоту на василиска в кратере вулкана, работу в Прибежище Душ имени Счастливой Звезды, нападение джипсов на Наотар, бегство из Риты на монорельсе, чувственные дни в гостинице «Ипподром» и предательство Стаса, а также космический бой авианосца «Царь Иван Третий» с джипсами и беседы с акселерированным василиском. Зато она немало места посвятила изучаемым предметам, портретам одногруппниц и одногруппников, а также рассказам про московитские обыкновения.

«А в мовницу они тут ходют не по четвергам и не по субботам, а каждый день, по утрам. Да и мовница зовется у них „баней“, „сауной“, а иногда „душем“. Встают же по утрам они не с петухами, а с будильником, который есть штука зело зловредная и ненадежная…»

Ответа она ждала с замиранием сердца.

И дождалась — не прошло и трех месяцев, как курьер почтовой службы «Муромская скорая» принес ей пухлый пакет. Василиса сразу узнала крупный, округлый почерк старшего братца Николы.

«Несказанно рады, милая сестрица наша, изобилию и преуспеянию твоему! И хотя тятя велел передать, что гневаются, также велел передать, что простил и великодушно ждет в гости свою Василисушку…»

Письмо обстоятельно повествовало о жизни деревни Красноселье. И новостей в нем было как гороха в мешке!