Пилот-девица

Когда Стас говорил такие вещи, Василиса начинала любить его вдвое больше. Потому что в такие минуты она чувствовала: ее миленький знает жизнь не по книгам. И он действительно понимает женщин.

Иногда, особенно часто по утрам, Стас пел – как и во времена, когда они были просто соседями.

Про "сердце красавицы, которое склонно к измене". Про "сельскую честь".

Василиса даже начала разбирать отдельные слова на загадочном этом итальянском – "прэго", "донна", "дольче", "феличе"...

Но фамилии композиторов казались Василисе такими чудными, что она каждый раз прыскала в кулачок – Леонкавалло, Пуччини, Бизе... В ее родном Красноселье ни у кого не было таких!

А когда концерт оканчивался, они пили клонское красное вино (мини-бары обеих номеров были набиты спиртным под завязку, и убыль регулярно восполнялась невидимой отельной обслугой) – такое сладкое и липкое, – целовались и занимались любовью.

Однажды, после одного особенно страстного и проникновенного объятия, Василиса спросила:

– А что будет потом?

– Когда – "потом"?

– Ну... потом. Допустим, завтра. Это же у нас любовь, да?

– Ну, типа, – кивнул Стас, разглядывая свои коротко остриженные, как у мясника, ногти.

– И страсть. Правильно?

– Ага.

– А после любви и страсти будет что?

– А почему ты спрашиваешь, детка?

– Ну... Мне просто интересно! Вот у нас на Таргитае после любви и страсти случается свадьба. А у вас? У вас, у московитов, что?

– По-разному. Иногда вообще ничего не случается, – равнодушно бросил Стас.

Василиса замолчала, осмысляя услышанное.

– Но ты ведь на мне женишься, правильно?

Стас посмотрел на нее как на расшалившегося ребенка и сказал:

– Это будет зависеть от твоего поведения, детка.

– Но в опере, в той опере, которую ты так любишь, там ведь обязательно женятся! – Василиса поняла (дядя Толя сказал бы "проинтуичила"), что Стас уходит от какого-то важного обещания. (Она стеснялась признаться себе в том, насколько ей было важно, очень важно думать, что они со Стасом обязательно поженятся.)

– В опере бывает по-разному. Иногда там герои вообще дерутся на дуэлях или умирают.

– Умирают? – глаза Василисы нежданно наполнились слезами.

– Умирают. Но я тебе обещаю, что мы с тобой – мы с тобой точно не умрем!

С этими словами Стас по-хозяйски запечатал губы Василисы своими губами. И Василисе вновь стало не до оперы, не до будущего, не до брака. Главное – не умереть от разрывающей сердце любви.

Часы показали десять, а Стаса все не было. И Василиса привычным касанием включила "Первый Женский".

В удобном кресле напротив ведущей передачи "Щас спою!" медленно, с хорошо замаскированным надрывом разоблачалась эффектная длинноволосая женщина, похожая на рожденную из пены морской Афродиту Сандро Боттичелли. (То есть она наверняка показалась бы Василисе похожей на пенорожденную Афродиту, если бы Василиса имела представление об этом шедевре кисти флорентийского мастера.)

Афродита из певучей передачи была одета неброско, но с большим вкусом – с преобладанием тех же дивных оттенков кораллово-розового, изумрудно-зеленого и нарциссово желтого, которые так ценил и автор "Весны". А на указательном пальце медововолосой Афродиты сиял трехкаратный голубой топаз.

Когда Афродита говорила, у нее заметно подергивалась правая щека – нервный тик. И это горестное уродство точнее всяких полицейских протоколов свидетельствовало: чудесная красавица не врет, душу ей и впрямь покалечили.